Мне выпала третья "вахта" за столом, что не могло не радовать. С утра, пока народ еще не проснулся толком и не расторговался, есть шанс найти и урвать что-то интересное. Или хотя бы просто пройтись, ноги размять, новостями перекинуться, знакомые лица тут будут обязательно.
Ближние от входа ряды — обычно пять, в этот раз все семь — заняли продавцы униформы, снаряжения и прочего интендантского добра, честно краденого с армейских складов. Ассортимент у них из года в год практически не меняется — Великая война, этим все сказано еще лет на десять, а то и двадцать. Это при том, что первые годы половина Европы, особенно в её восточной части, ходила в перешитой военке. Дешево и сердито, как говорит Князь, но есть и свои тонкости. Во многих уголках земного шара на человека в форме местные нервно реагируют, сначала стреляют, а потом начинают спрашивать. Гражданский костюм все же вызывает менее бурные эмоции — мало ли, вдруг человек по делу приехал или вообще ботаник по бабочкам.
А вот что в Страсбурге не очень удобно — все эти тряпошники не заканчиваются четко и резко, а плавно перетекают из лопат и кобур в штыки с палашами, а там уже начинают разбавляться и огнестрельным. Вот и приходится идти, глазеть, останавливаться, убеждаться, что ничего хорошего и нужного из потрепанной кобуры не торчит и так далее. Да и прихваченное с лотка пиво все же горчило чуть больше, чем стоило бы… вроде и сорт знакомый и прежде нравилось, но вот сегодня — не то. Причем "неправильный" вкус остался и когда бутылка закончилась, а чем перебить, по дороге как-то не попадалось. Одна надежда — дойти до ребят из Брно и за кружкой темного крушовице выслушать их жалобы на конкурентов из Zbrojovka Praga и Jihočeská.
Уже почти смирившись с мыслью, что сегодняшнее утро не задалось, я свернул в проход между рядами, чтобы срезать кусок пути к нашей палатке и тут-то краем глаза увидел "блеск жемчужины".
По моему личному каталогу это была типичная "лавка старьевщика". Даже стола нет, просто на небрежно сколоченном щите справа были развешаны в кобурах и просто так пистолеты с револьверами, под ними на куске брезента сиротливо лежало тело "виккерса", ну а слева в три ряда выстроились магазинки, кое-как рассортированные по степени сохранности. Один, два и три франка соответственно. Продавец восседал посреди этого развала на прогнувшемся стуле и, кажется, пытался задремать — по крайней мере, соломенное канотье он сдвинул на нос и ползающую по нему осу согнать не пытался. Обычно такие вот себе-на-уме дедули свозят на ярмарки довольно однообразный хлам, наменяный в деревнях, а осело там ох как немало. Городскому жителю вообще сложно представить, до какой степени этот "глубинный народ" фантастически и фанатически запаслив. Помню, случилась у нашего интернационального батальона одна история с "трехдюймовкой", когда местные кулаки часовых подпоили…
— Чегось купить хотели или так смотрите?
— Так, купить… — я взялся за крайнюю в "двухфранковом" ряду винтовку. Французский "лебель", явно успел в земле полежать, но недолго…
— Пять штук возьму.
— Десять гульденов.
— А скидка за опт?
Монету я достал заранее, выбрав из нескольких самую новую и теперь серебряный кружок словно бы сам по себе принялся кататься вокруг пальцев. Золото, конечно, было бы еще эффектнее, но куда старому хрену золото?! Тем более, десяток у меня нет, а двадцать приличных стволов у него и не набрать.
— Да я…
Торговаться дед любил и умел. Наверное. Будь у меня времени побольше, я бы просто напустил на него Китайца, вот уж кто готов спорить за каждый сантим "пока воды священной Янцзы не потекут вспять". Однажды он сбил так изначальный ценник в тринадцать раз, а пять-семь считал так себе результатом. Но я торговаться не люблю, так что рассчитывать приходилось лишь на психологический эффект. Прибыль от ржавых винтовок была для продавца далекой и абстрактной. А пять новеньких швейцарских франков — слава новому латинскому союзу за полновесную чеканку — сверкали перед ним прямо сейчас.