Следом за мной вылез О’Фаррелл, все с той же невозмутимой рожей. "Виккерс" он держал одной рукой, за самодельную рукоятку для переноски, а второй вполне умело хватался на трос. Зато у Лиама, прижимавшего к груди запасной диск, ошалелости во взгляде было — на троих.
— В стороны не смотри! — крикнул я ирландцу и махнул в сторону иллюминатора, из которого торчал хоботок еще одного "виккерса". — Не твоя забота. Наше дело — те, кто полезут стучаться снизу.
— Да понятно!
О’Фаррелл дошел до конца троса, встал, широко расставив ноги, перехватил пулемет поудобнее и, чуть согнувшись, навелся на ближайший к хвосту облачный холм.
— Дудух! Дудух! Дух!
Очереди у него получалось отсекать просто потрясающе, это на скорострельном-то авиапулемете. В диске была стандартная набивка: "померой", брук", "бэкингем" и каждый четвертый патрон — трассирующий. У меня получалось в лучшем случае добиться двух трассеров на очередь, Питер спокойно "выдавал" их по одному за раз… и расстрелял где-то треть диска, пока я не взмахнул у него рукой перед лицом. Видно было, что человек дорвался до любимой работы… но у нас-то патроны не казенные. Весь этот авиационный, а точнее, еще анти-цепеллинный винегрет Мастер купил несколько лет назад через одного ушлого интенданта по цене "столько не бывает". Королевские ВВС в припадке экономии чистили склады от просроченных запасов Великой Войны и какой-то умник толкнул идею, что начинка взрывчатых пуль может разложится от длительного хранения. Как по мне, эти патроны могли бы еще спокойно лежать лет десять-двадцать, но… в любом случае, экономить их стоило, потому что новые стоят совсем других денег. Да и ресурс пулеметного ствола тоже не резиновый…
Назад мы шли в обратном порядке — Лиам, Питер и я. Даже чуть задержался напоследок, глядя вперед по курсу. Солнце уже было довольно низко и мы летели за ним, словно пытаясь догнать уходящий день. И плевать на ветер в лицо, из кабины все видится совсем не так, там просто фиксируешь очередной красивый, но уже давно ставший обыденным вид, а здесь…
Мастер как-то сказал: "землю давно уже поделили без нас, но вот в небе пока осталось немного свободы…"
И конечно, у свободы болтаться в облаках тоже своя цена. Задраив дверь, я почувствовал, что промерз до костей, не смотря на "ирвинку" и перчатки, лицо горит, а в ушах то ли звенит, то ли грохочет…
— Хорошая машинка!
Питер все еще держал пулемет — и по-моему, дай ему волю, он бы прямо сейчас взялся его разбирать, чистить и так далее. А вот до Лиама, кажется, только сейчас начало что-то доходить…
— Так это была… тренировка?
— Малыш… — О’Фаррелл взглянул на товарища с такой укоризной, словно тот предложил ему разбавить виски. — Конечно же, это была учебная тревога. Разве ты не слышал, что сказал Мартин еще наверху, в коридоре? Воздушная атака происходит быстро… будь это все по-настоящему, мы давно бы уже стали покойниками.
***
— Мартин… твое время.
— Можно я с вами?
Леви, кажется, даже хотел добавить "сэр", но в последний момент опомнился. Ну и я тоже сначала хотел сказать "нет", но передумал. Хоть места в рубке и немного, но воздух там сейчас явно чище, чем в набитой людьми кают-компании. Причем еще и разбившимися на парочки: Князь с мадмуазель Вервиль заняли диван, доктор уступил кресло медсестичке — и кажется, вполне успешно преодолевал "возникшее между нами поначалу недопонимание" — французы задвинулись в один угол, ирландцы — во второй, стульев на всех не хватило. Да и вообще, две пары глаз лучше, чем одна.
— Можно.
От кают-компании до пилотской кабины, она же ходовая рубка, идти немного. Короткий коридор, слева штурманская и радио, справа каюта Мастера. И проходя мимо неё, я вдруг ощутил приступ… пустоты? Забавно, не так уж много мы с ним общались. Он вообще не очень — то любил разговоры тет-а-тет, предпочитая компанию — но и тогда больше сидел и слушал, попыхивая сигарой, лишь иногда вставляя в разговор когда пару слов, а когда и целую историю. Обычно историческую историю, о "галантном веке" он знал больше, чем средний университетский профессор истории с университетской же библиотекой.
Перед кабиной я пропустил мальчишку вперед, сам вошел следом, плотно задернув шторку. Даже после свечного полумрака кают-компании глазам требовалось время для адаптации к почти абсолютной тьме, нарушаемый лишь слабым свечением приборных стрелок и шкал. Так что в кресло второго пилота я сел практически на одной мышечной памяти. Леви с полминуты молча сопел где-то сбоку — чего у рубки "Тети" не отнять, так это простора, рядом с креслами пилотов и взрослый мог бы стоять, почти не пригибаясь. Наконец, мальчишка все же не выдержал…