Конечно, я так не умею — и вряд ли когда-нибудь научусь. Но с электромоторами в этом смысле проще.
— На правом крыле проблемы?
— У второго двигателя на днях сгорела обмотка, — неохотно сказал старший летун, — техники обещали заменить, но пока не сделали.
— Вы ведь не из «этих», — неожиданно произнес лейтенант, — верно, синьор?
— Допустим…
— Если вы сейчас улетите с нами, мы можем гарантировать вам…
— Помолчи, Фернандо, — перебил его старший. — Не говори ерунды…
— Но…
— Во-первых, мы ничего не можем гарантировать и синьор…
— Кристобаль, — подсказал я. У меня действительно имелся при себе паспорт на имя Кристобаля Маркеса, гражданина республики Перу, все подписи и печати подлинные. У одного из наших тамошних покупателей немного не хватило наличности рассчитаться за очередную партию винтовок, а вот бланки паспортов имелись. Само собой, английский или французский паспорт вызывает куда больше уважения, но случись что, достать новые куда труднее и дороже, а этот — не жалко.
— …Кристобаль это прекрасно понимает. Во-вторых, это бессмысленно.
— Приятно иметь дело с умным человеком, — прокомментировал я. — Предлагать мне подобное действительно бессмысленно, хотя должен сразу оговорить, лично против вас я ничего не имею. It's just business, как говорят за океаном.
Пояснять, что эту фразу придумал бугалтер мобстеров Отто Берман, я не стал.
— Собственно, вы мне не очень-то и нужны. Мне нужны полетные карты и рабочие частоты. Для успокоения вашей совести, — я чуть усмехнулся, — замечу, что получить все это можно и без вашего участия. Карты у вас в планшетах, уничтожить их вы не успели. Понять, на каких частотах ведутся переговоры, это пять, ну десять минут кручения верньеров у рации. Другое дело, что мне эти десять минут совершенно не лишние… а вам, синьоры, хочется жить. Не так ли?
Жить им действительно хотелось, так что десять минут я нам сэкономил. После чего вывел наружу и показал, какая улочка ведет к станции.
— Полагаю, синьоры, ваши приятели постараются взять вокзал как можно раньше. Хотя наименее опасным способом выжить, — добавил я, — сейчас для вас было бы отсидеться в каком-нибудь подвале. Вы ценные специалисты, рисковать жизнью в пехотном бою совершенно не ваша задача.
— То есть, — младший, похоже, никак не мог поверить мне, — вы нас просто так… отпускаете?
Я кивнул и, приложив ладони ко рту, проорал: «¡No dispares, los dejamos ir![1]» для верности повторив еще и на французском.
Пошли они вначале неуверенно, оглядываясь и явно каждую секунду ожидая подвоха. Ну да, «расстрел под видом попытки к бегству» одна из любимых подлых шуточек всяких парамилитарес. Я усмехнулся, взялся за край люка… и тут грохнули выстрелы, один и почти сразу за ним — второй!
Да какого хрена!
Кровь вскипела — это не всегда фигуральное выражение. Сейчас мне адреналина или чего там выделяется плеснуло так, что будь в руках пистолет-пулемет — положил бы всех троих одной очередью.
И главное, этот придурок еще и улыбался!
– ¿Por qué diablos disparaste?[2]
Этот придурок продолжал дебильно улыбаться. Ответил мне стоявший рядом Хосе-Лопес, тот самый, с которого содрали пиджак для Леви перед боем.
— Он вас не слышит, камерадо комиссар. Алонсо и так глуховат, а сегодня утром у него еще и стрельнули рядом, так что из ушей кровь текла. Вот он и пальнул, когда они побежали…
— А ты сам какого хрена стрелял?
— Ну так… Алонсо стрельнул, я решил, значит, так надо….
Все это было произнесено с такой характерной крестьянской основательной рассудительностью, что стало совершенно ясно: орать, ругаться и вообще выплескивать эмоции на этих двоих совершенно бесполезно. Ровно с тем же успехом стоит лупить кулаком бетонную стену, о которую расшиб колено. Можно только их пристрелить. Но и тогда умрут они, так и не осознав, что совершили. Да и третий такой же, он просто из-за ранения винтовку поднять не смог.
— Оружие соберите с убитых и в самолет, — устало приказал я. — Князь… проследи, чтобы они пулемет не угробили в процессе.
Странная штука — с утра здесь уже погибло несколько сотен человек, а сколько еще не увидит заката, знают разве что ангелы на небесах, да черти в аду. Но почему-то смерть этих двух меня задела. Очень уж глупо получилось, попытался уменьшить счет от мясника, а не вышло. Князь бы из этого наверняка развел сентиментальную философию на вечер с парой бутылок вина, слезами и соплями. Меня хватило на полторы минуты, пока я шел до места, где мы перед боем оставили Тересу — на одной из боковых улочек, у стены. До атаки она так и не пришла в себя, а так… даже наткнись на неё первыми легионеры, вряд ли кто-то с ходу опознает в ней партизанку. Просто лежит раненая женщина, y es todo[3]. Когда город обстреливают и бомбят, случается всякое дерьмо…