Сколько я помнил, внутри пистолет сюрпризов не имел, сохран близкий к идеальному. Но на всякий случай все же вытряхнул запирающий клин и, сняв затвор, глянул ствол на просвет — все верно, "ни пылинки на кителе", словно вообще не стреляный.
— Как вы ловко с ним…
— Практика. — Вернув затвор на место, я аккуратно спустил курок и положил пистолет на стол. — Не пытайтесь повторить сами.
Губы упрямо сжались, значит, попытается непременно. И может даже соберет сама, раза с пятого, не такой уж "покет хаммер" сложный.
— Или хотя бы первые несколько раз пусть рядом с вами будет мужчина, которому вы доверяете.
— Спасибо за совет, месье. К сожалению, — тут уже пошел явный сарказм, — в наше время найти такого мужчину намного сложнее, чем пистолет.
— Совет бесплатный, прилагается к оружию. Как и патроны, — я выложил перед собой пачку.38Auto. — А вот хорошее оружие стоит денег.
Намёк может был и лишний. Когда я назвал цену, даже бровь у неё не дрогнула. Зато Косторез, увидев, как я ссыпаю деньги в "кассовый" ящик, удивленно хмыкнул — а ведь нашего доктора не так легко удивить.
Когда я вернулся на свой стул, её уже не было видно. И даже аромат духов уже сдуло, он и был-то едва заметный, с нотами яблони, заставляя вспомнить юность, майский сад…
Встряска головой не помогла, наваждение не пропало, наоборот, я почему-то еще больше уверился, что когда-то встречал эту женщину, имени которой так и не узнал. Глупое чувство, учитывая, как меня мотало по шарику…
…но десятью минутами позже, уже заканчивая подписывать ярлыки, я все-таки вспомнил. С поправкой на годы… но все же она была до боли похожа на девчонку-продавщицу в бакалейной лавке пана Горака. В последний год я часто ходил туда, отговариваясь низкими ценами, пусть и топать приходилось больше часа. Но в тот единственный день, уже перед уходом на фронт, когда мне достало храбрости спросить её имя… в тот день её в лавке не было.
Наверное, это могло бы стать поводом пропустить кружку-другую пива под размышления, как причудливо тасует жизнь людские судьбы. Только вот времени, как оказалось, у нас уже и не было.
Свена я увидел издалека и почти сразу осознал — стряслось чего-то глубоко не то. Через обычную публику он пёр словно ледокол, кто не успел убраться с дороги, сам дурак. А когда подошёл ближе и скользнул по мне застывшим взглядом, то проняло и меня — холодком вдоль хребта и плевать, что жара. Когда Свен смотрит лёдышками прямо в душу, ничего хорошего ждать уже не стоит.
***
Когда-то я до жути боялся госпиталей и прочих медицинских учреждений. Царство карболки и застывшего крика внушало какой-то совсем уж иррациональный ужас, хотя казалось бы… когда и так знаешь, что умрешь, какая разница, похоронят в окопе сразу или после нескольких дней горячечного бреда на койке.
Потом этот страх куда-то делся, сгинул с прочей шелухой, а сейчас вернулся — но уже не полноценным испугом, а воспоминанием, словно застарелая зубная боль. Больница — это место, где можно плохо сдохнуть.
— Ваш друг в этой палате…
В первый миг я решил, что все же произошла какая-то дикая ошибка. Сложно было узнать этом человеке нашего Кота, с его круглым лицом и постоянным загаром от сидения в «колпаке». По бледности лежащий вполне мог соперничать с накрахмаленной простыней, а по впалости щек и вообще дать фору Белу Лугоши.
— … общее изнурение организма, травматический шок, — местный эскулап в круглых роговых очочках то ли как-то распознал в Косторезе своего коллегу, то ли он выглядел самым представительным из нашей банды, — …и кровопотеря, не меньше литра. Оперировать в этом состоянии было бы чрезвычайно рискованно…
— Что вы ему дали? — прервал Косторез словесный поток очкарика. — Морфий?
— Ни в коем случае! — возмущения в голосе доктора хватило бы на трех добрых католиков, которым предложили отпустить обложенного хворостом гусита, — У нас в больнице используются только безопасные средства, прием которых не вызывает этой ужасающей зависимости. В данном случае я счел возможным использовать юкодал, это новейшее обезболивающее, известной фирмы…