Переправившись через реку, группа спрятала лодку в небольшом затоне, и начала подъем вверх. Противоположный берег представлял собой крутой склон с кучей поваленных деревьев, поросший колючим кустарником. По всей ширине косогора вниз сбегали многочисленные ручейки.
— Как пойдем? — спросил Куба командира, после недолгого, но выматывающего подъема.
Тот думал недолго, и махнув рукой в нужном направлении, сказал:
— Давай по короткой.
Лес на этом берегу разительно изменился. Невысокие деревья с кривыми узловатыми корнями выглядели почти карикатурно. Под ногами негромко хлюпала сырая вязкая гниль. Влажный, пропитанный испарениями воздух с трудом поглощался легкими, и вырывался обратно со свистящим хрипом. Впрочем, путь через этот полулес-полуболото был недолог. Уже через полчаса группа вышла на водораздел двух балок. Где-то вдалеке послышался лай собак и шум проезжающей машины.
Добравшись до блокпоста, преграждавшего въезд в поселок, его группа заметно расслабилась. Своя земля и свои люди.
— Привет, Турок. Кого это вы с собой тащите? — из будки к ним вышел слегка седоватый человек.
— Здорово, Савельич. Меньше знаешь — крепче спишь, — хмуро ответил Михалыч.
— С Плачущего берега небось топаете. Обсушитесь или сразу в город? — поинтересовался любопытный охранник.
По всей видимости на блокпосте он был за главного, остальные четыре бойца имели совсем не солидный возраст — старшему из них на вид было всего лет двадцать.
— Нет, Савельич. Заводи дежурную колымагу, торопимся мы.
— Ну, как скажешь. А то моя такой борщец наварила, что просто — ух. Тормознулись бы на часок, погрелись, откушали бы под рюмочку. Мои архаровцы где-то троровский самогон достали, настоящий. Моя бы и мне разрешила по такому случаю выпить…
Но увидев, что Михалыч в ответ развел руками, старик позвал своего бойца:
— Слышал, Петро? Давай, раскочегаривай маньку, торопятся люди, негоже задерживать. Отвезешь их в город, а сам мухой обратно. Узнаю, что куда-то заезжал — огорчу до невозможности.
До самого отъезда группы с обветренного лица Савельича не сходило выражение глубочайшего сожаления.
Примерно через полчаса езды по вполне ровной бетонке, Михалыч и Швед уже входили в штаб волкодавов. Турок сразу потащил оружейника к себе в кабинет, сказав дежурному несколько коротких фраз. Через несколько минут в маленьком кабинете стало тесновато. Помимо самого Турка, и представленного им начальника разведки Дома, туда заявился какой-то мужик с очень характерным настырным колючим взглядом. Швед немного напрягся, ничего хорошего от таких людей в принципе ждать нельзя. А уж если они представляют контрразведку — то и подавно.
— Итак, Швед, покажи на карте откуда ты пришел, — Турок развернул перед оружейником подробную карту.
— Вот отсюда, — Швед, не колеблясь ткнул пальцем в холм, с которого он и спустился в лес.
— А туда как попал? Дорог там нет, — тут же поинтересовался местный особист.
— Как-как… Каком. С дирижабля, естественно.
Присутствующие переглянулись, и снова уставились на Шведа.
— Легко можете проверить. Явно не секретная информация, что по прибытии рейса Лутон — Бористоль недосчитались одного человека из экипажа и парашюта, — криво улыбнулся оружейник.
Особист что-то начеркал в своем блокноте.
— А зачем таким способом добирался? Мог бы спокойно по дороге приехать в Альмет.
— А вот это уже не ваше дело, — ощерился в ответ оружейник и обратился к Михалычу, — Это что за цирк? Я тебе уже сказал к кому шел. И разговаривать буду только с ним.
Но тот не обратил никакого внимания на Шведа. Все трое волкодавов смотрели в сторону двери. Резко развернувшись всем корпусом, оружейник мгновение постоял, рассматривая человека, стоящего в проеме, и произнес:
— Ну, привет, что ли… Миша.
— Привет, Швед. Я уже и не думал, что когда-нибудь тебя увижу. Прошу всех ко мне в кабинет, все вопросы к моему гостю потом. И не надо мне подмигивать и рожу кривить, Куликов, ты же знаешь, что я в нем уверен, как в себе самом. Так что, придержи коней, контрразведка.
***
— Ну что, Ульф, нагулялся за эти годы?
— Да, Миша. И мое мнение о вашем мире только окрепло. У вас какой-то ненормальный мир. Психически нездоровый.
Мягков и Швед наконец-то остались одни, и теперь сидели напротив друг друга в потертых кожаных креслах, неторопливо потягивая коньяк. Комната главы Дома не отличалась особой изысканностью, и скорее походила на кабинет, в который по недоразумению поставили кровать.