— И?!
— Вначале поедим, а план мне еще надо как следует обдумать.
Тем временем женщины выпотрошили котомку пленницы в поисках чего-либо полезного, но обнаружили только целую кучу мешочков с неизвестными снадобьями. Саами'Дан, понюхав содержимое одного из них, несколько раз громко чихнула.
— Да эта дрянь пахнет так, что нюх отшибает! Не яд ли?
Заар'Ти отняла у нее мешочек и пренебрежительно заметила:
— Не надо трогать то, о чем ничего не знаешь. Но тебе простительно, откуда младшей дочери какого-то нищего Дома хоть что-то знать о пряностях с поверхности?!
Т'Альдин тяжело вздохнул. Если характер дрянной — то, надо думать, навсегда. Ну и ладно, ему давно хотелось это сделать. Он подошел к Заар'Ти, присел рядом с ней на корточки и влепил ей звонкую, размашистую пощечину.
Заар'Ти вскочила на ноги и застыла с лицом, выражающим предельное изумление, граничащее с шоком. Пощечина женщине от мужчины это примерно как столоктевый василиск: теоретически возможно, но на практике никто никогда такого не видел.
Т'Альдин медленно, словно нехотя, выпрямился и влепил ей еще раз. Заар'Ти схватилась за саблю и наполовину вытащила ее из ножен, когда вокруг защелкали взводимые самострелы.
— В чем дело, Заар'Ти из Дома Но'Джир, одного из трех самых влиятельных Домов На'ирризанда? — спросил он и отвесил новую пощечину. — Ты там саблю вынуть собиралась? Давай, вынимай. Я за свою даже браться не стану.
Т'Альдин снова закатил ей пощечину, и уже посильнее. В глазах Заар'Ти он легко читал полную растерянность, шок, безумную ярость, вызванную неслыханным унижением, и четкое понимание того, что покарать жалкого мужчину лютой смертью ей не позволят остальные.
— Что же такое, Заар'Ти из Дома Но'Джир? — вкрадчиво заговорил Т'Альдин, влепил очередную пощечину, по силе граничащую с оплеухой, и принялся сопровождать каждое последующее предложение все более и более сильным ударом: — я говорил тебе, ты не поняла слов. Здесь больше нет ни нашего города, ни наших Домов. Здесь нет наших матерей, наших жриц, алтарей, боевых отрядов. Здесь нет твоих сестер, здесь нет твоих слуг. Здесь есть только ты. И теперь ты стоишь ровно столько, сколько стоишь. То есть, почти ничего. Все, что у тебя есть — чуть больший рост и чуть большая сила, да не самая высокая боевая сноровка. Твои наглость и заносчивость всегда бесили меня, мне давно уже хотелось тебя убить. Воткнуть пару лезвий тебе в живот и посмотреть, как ты корчишься. Я не стал этого делать ни тогда, ни сейчас. Но тебе пора понять, где твое настоящее место. Ты теперь не выше и не лучше никого из нас. Ты такая же, как все… только наименее полезная.
Заар'Ти, которой гордость не позволяла склониться перед мужчиной, а благоразумие не позволяло сопротивляться, казалось, с каждым ударом становилась все меньше ростом, пока не упала на колени. Когда Т'Альдин занес руку в очередной раз, она втянула голову в плечи и попыталась закрыть слегка опухшее лицо руками.
Т'Альдин снова присел рядом с ней на корточки и почти ласково произнес:
— Вот теперь к тебе, кажется, пришло понимание, что к чему. Если ты еще раз попытаешься смотреть сверху вниз на любого из нас — я тебя просто прикончу. И учти: раньше я не убил тебя, потому что у тебя была влиятельная семья. Позже — не прикончил потому, что мы все попали в беду. Но вот прямо сейчас ты мне уже не нужна, так что живи себе, но помни свое место.
Он поднялся, окинул всех взглядом и сказал:
— Оружие можете попрятать, давайте поедим уже, наконец.
— Ты только что нажил себе смертельного врага, — заметил Ар'Кай, — мне кажется, что ты меняешься прямо на глазах. Раньше ты всегда был самым уравновешенным из нас, а теперь…
— А я и сейчас уравновешенный, — возразил Т'Альдин, — если ты прямо сейчас спросишь меня, почему я не убью Заар'Ти, мне даже нечего будет тебе ответить. И если она все еще жива — то только потому, что я по-прежнему не даю волю своим эмоциям.
— Ты действительно перегнул палку, — вмешался Ринкор, — корчишь из себя невесть что…
— А ты захлопни пасть, щенок! — резко приказал Т'Альдин, — ибо тебя касается все то же самое, что и Заар'Ти! Просто тебе для размышлений: ты в списке из четырех персон, бесивших меня сильнее всех, которых я собирался убить при первой же возможности, занимаешь почетное второе место, обогнав даже такого урода, как Л'Тилл, и уступив первенство лишь Заар'Ти! И что особенно важно — что ты, как и Заар'Ти, мне тоже уже не нужен. Усек? Помалкивай, если мне понадобится знать твое мнение — сам спрошу!
Несколько секунд прошли в тишине, затем Каэлис негромко спросила:
— А четвертым номером в твоем списке, надо думать, был Лу'уд?
Т'Альдин в ответ ухмыльнулся:
— Нет. Четвертой была ты.
Наутро Данила вплотную занялся трофейной аркебузой. Вначале он отправил посыльного, или, точнее, Йонгас отправил посыльного к часовщикам за увеличительным стеклом.
Исследовав ствол, Разумовский пришел к выводу, что получен он простейшим способом, из полосы металла. После разогрева полосовую заготовку кузнечным способом загнули на оправке таким образом, что ее продольные кромки прилегали друг к другу встык, параллельно оси канала ствола. Этот стык сварили кузнечным методом и тщательно проковали, а затем полученный ствол скрутили.
Сварной шов в обычном стволе, располагавшийся параллельно оси ствола, часто был местом разрушения при стрельбе. Чтобы избежать этого, простой сваренный ствол начинали повторно нагревать в центральной части и скручивали вдоль оси по всей длине так, чтобы сварной шов имел форму винтовой линии. Этот прием делал шов значительно менее нагруженным при выстреле. Судя по всему, серым гоблинам подобная методика уже известна.
Данила призадумался. С одной стороны, способ отливать приемлемые стволы есть, хотя стали, из которых отлит первый, еще надо будет испытать на прочность. Однако даже в идеальном случае вооружить такими мушкетами получится только гвардейцев-полуорков, а их, судя по всему, мало. Нужен способ изготовления ствола полегче.
Вариантов, в принципе, маловато. Простейший — навитой ствол, получаемый путем навивания металлической полосы на оправку по спирали и проковывания. Почти то же самое, что и обычный скрученный ствол, чуток получше, но разве что чуток. Второй способ — ствол, кованый на оправке. Да, он будет куда как лучше, но процесс очень трудоемкий, а оружия надо много и быстро.
Вариант с глубоким сверлением Данила отбросил сразу: для этого нужны станки, которых в средневековье, даже таком продвинутом, нет, они появятся много позже, да и сверла Байснера для сверления стволов — тоже вещи, которые на коленке не забацать.
Самой большой проблемой на этом этапе была неопределенность. Во-первых, еще неизвестно, что там у алхимиков с порохом получится. Во-вторых, вопрос в том, какова должна быть бронебойность гипотетической «пищали Разумовского». Сварганить простейшую фитильную аркебузу — дело одно, однако аркебузы эти на Земле вышли из употребления с появлением большого числа латников, против которых аркебузная пуля оказалась неэффективной, потому был изобретен мушкет.
Больше всего Данила боялся, что в этом относительно продвинутом средневековье доспехи могут оказаться лучше, чем в свое время были на Земле, и если так, то даже мушкетов может оказаться недостаточно.
Потому Разумовский обратился к Йонгасу с просьбой найти солдат, которые воевали в злополучной битве и могли бы точнее указать прочность вражеской брони. Эльф отвез его через полгорода в заведение, похожее на госпиталь, к одному капитану-пехотинцу, сумевшему получить в сражении несколько ран, но выбраться с поля боя живым. Рассказанное им удручало.
— Я однажды дрался с одним тархалонцем, лет пятнадцать назад это было. Он носил броню, купленную у дварфов, а их доспехи прочней любых иных, жадные коротышки знают секреты прочных сплавов… Так я умудрился секирой прорубить ему налокотник, когда он пытался удар мой парировать. Знатный удар был, может быть, лучший в моей жизни… А давеча, как у Сигны мы дрались, довелось с ублюдками сойтись в рубке. Поганые карлики носят доспехи с виду плохонькие, но крепкие, что твоя крепостная стена…