– Сержант, где караульные?!
– Сказал же, не наш черед!
– Ну, раз так…
«Месье» пожал плечами, сунул руки в карманы и отвернулся от него – Шатле с ухмылкой покосился на приятелей: дескать, видали, как надо обрывать этаких сопляков… Еще с одним полуоборотом я от души впечатал отягощенный свинцом кулак прямо в середину его лица. Сменив свинчатку на шпагу, встал над ним в ожидании – пока подпевалы вступят в дело или он сам поднимется, – чтобы выпустить их свинячьи души.
Но он только катался по земле, зажав лицо руками, и ревел, как раненый бык. У него был сломан нос.
Стоило убрать шпагу – сидевшие минуту назад рядом с сержантом ближайшие приятели его, сгибаясь и кланяясь, стали просачиваться мимо меня под дождь, в караул.
Через пару дней подвернулся случай назначить на заготовку дров того самого гасконца – вместе с двумя надежными солдатами, наиболее страдавшими от безобразий шайки Шатле. Приказав избить его до полусмерти и привязать голым к дереву (что было охотно исполнено), я очень живописно рассказал, что с ним сделаю, ежели он вздумает запираться, а в случае признания обещал ходатайствовать о смягчении приговора. Мне не понадобилось резать его живым на части, хотя внутренне приготовился и почти начал. Девочка была найдена и получила христианское погребение. Шатле, свалив убийство на приятеля, отправился на каторгу. Гасконец станцевал последний танец на виселице. Военный суд не прислушался к ходатайству, однако оно было подано, и моя совесть перед негодяем чиста.
После этой истории у меня не было трудностей с солдатами.
Помимо обыкновенных офицерских обязанностей, мне нашлось еще одно дело. Еще в Дижоне, увидев, чем вооружены солдаты, я пришел в ужас: как можно этим воевать? Преобладали фитильные аркебузы вплоть до очень древних, украшенных замысловатой гравировкой, но для боя мало пригодных. Англичане и голландцы использовали новоизобретенные багинеты с кольцом, надевающимся на ствол мушкета и не препятствующим стрельбе. Здесь даже тридцать лет известные старые образцы, вставляемые ручкой в дуло, были мало распространены. Если у прочих французских полков, действующих на Рейне, оружие такое же – других причин поражений искать не надо.
Я быстро подружился с полковым ружейным мастером Жаком Нуаром. Мои инструменты приехали со мной – и после исправления нескольких мушкетов, признанных им безнадежными, он готов был почти молиться на меня. Разместившись в хозяйственной пристройке у сельского кузнеца (дом занимали более высокие чины), мы с Жаком обучили работе по металлу нескольких солдат с умелыми руками и занялись переделкой фитильного оружия в кремневое. Собирались приступить и к багинетам; но появился мой капитан, увидел пробные образцы и всё запретил. Оказывается, лет десять назад багинет со втулкой показывали Его Величеству, и Людовику не понравилось. «Не переживай, сынок, – утешал меня Ришар, – королю виднее, что хорошо и что плохо». В его глазах авторитет монарха был абсолютным: капитан провел на королевской службе всю жизнь, начиная лет с пятнадцати, а было ему далеко за сорок. Выходец из простонародья, он философски относился к воинской славе и мечтал о покое, но содержал на свое жалованье двух взрослых дочерей и выйти в отставку до победного завершения кампании по выдаче их замуж никак не мог.
В начале осени баланс военных сил изменился: сторону короля Франции принял обладающий хорошей армией Максимилиан, электор Баварский. Его меч перетянул весы судьбы, и командующий нами генерал Виллар скомандовал наступление. «Благородный фанфарон Виллар» – аттестовал его через полвека Вольтер. Да, было фанфаронство, вообще все в нем было немножко чересчур, как у театрального актера в роли героя. Но актер оказался талантливый, а пули, между прочим, летали вокруг него настоящие. Виллар так старательно строил из себя героя, что, наконец выстроил. Войска с радостью шли за ним в огонь и воду.
В сравнении с правильной осадой, где смысл каждого маневра был понятен, сражение под Фридлингеном с войсками маркграфа Баденского оставило впечатление полного хаоса. Страха не было: думать приходилось не об опасности, а о том, чтобы не растерять людей, пробираясь с ними через заросли; выбравшись же на открытое пространство, строить каре, не разбирая рот и полков, для отпора вражеской кавалерии, которая так до нас и не доскакала. Будучи послан полковником собирать отставших в лесу солдат, я пропустил самое интересное – перестрелку на близкой дистанции с вражеской пехотой, которую мы выиграли, судя по тому, что остались на месте, когда враг отступил, а возможно, и проиграли, если считать по нашим потерям. В полку недосчитались нижних чинов более четверти, а офицеров чуть не половины. Часть товарищей потом вернулись после излечения – к моему сожалению, среди них не было Даниэля. Я слышал, что ему ампутировали ногу, но так и не узнал, выжил он или нет.