Усилием воли он все же сумел взять себя в руки.
— Ты меня не обманешь, делая вид, будто кто-то стоит за моей спиной. А теперь — подойди к двери.
Старик смотрел куда-то в сторону.
— Ну что, Рэд, у тебя все данные?
— Для начала вполне хватит, — услышал Фара голос молодого человека, доносившийся сзади, — Консерватор типа А-7. Уровень интеллекта выше среднего, но степень развития типична для маленьких городков и поселков. Чрезмерно односторонние взгляды, сформировавшиеся в период обучения в имперских школах. Абсолютно честен. Здравомыслие не имеет никакого значения. Эмоциональное отношение к окружающей действительности. Любые изменения в личности потребовали бы длительного лечения. Не вижу никаких причин для беспокойства. Пусть живет так, как ему нравится.
— Если ты полагаешь, — выдавил Фара, — что этот трюк с голосом заставит меня обернуться, ты сошел с ума. Это левая сторона здания. Я знаю, что там никого нет.
— Я за то, Рэд, — ответил старик, не обращая внимания на нацеленное на него оружие, — чтобы позволить ему жить своей жизнью. Но ведь это он подстрекал толпу. Думаю, нужно отбить у него охоту так поступать.
— Мы объявим повсюду, что он был здесь, — сказал Рэд. — И всю оставшуюся жизнь он потратит на то, чтобы опровергать обвинения в свой адрес.
Вера в оружие, которое Фара держал в руках, ослабла настолько, что он совершенно о нем забыл, с нарастающей тревогой вслушиваясь в непонятный разговор.
В голосе старика звучало упрямство:
— Думаю, немного впечатлений ему не помешает. Покажи ему дворец.
Дворец! Это слово вырвало Фару из кратковременного оцепенения.
— Теперь я вижу, что ты мне соврал, — крикнул он. — Это ружье вообще не заряжено. Это…
Язык отказался ему повиноваться, тело словно окаменело. Оружия в руке уже не было.
— Ты… — начал было он, но снова замолчал, пытаясь унять царившую в голове суматоху и собраться с мыслями.
Кто-то, видимо, незаметно отобрал у него ружье, а это означало, что кто-то стоял за его спиной. Голос не был механическим. Фара хотел обернуться, но тело его не слушалось. Он напрягся изо всех сил, но не смог пошевелиться, даже дрогнуть. С удивлением он заметил, что помещение начало погружаться в темноту, так что старика едва было видно. Если бы Фара мог, он бы закричал. Магазин исчез.
Фара парил над огромным городом. Его окружали лишь голубое летнее небо и город, простиравшийся в миле или двух внизу. У него перехватило дыхание, но иллюзия рассеялась, как только он осознал, что на самом деле стоит на твердом полу, а город — лишь необычайно реалистичная картина, появившаяся у него перед глазами.
Фара вздрогнул, узнав простиравшийся внизу мегаполис — город мечты, столицу империи, Империал-Сити. Город прекрасной императрицы Ишер. Он видел серебряный дворец — императорскую резиденцию. Страх постепенно отступал, сменяясь удивлением и восторгом, и рассеялся окончательно, когда Фара ощутил радостную дрожь, с огромной скоростью приближаясь к чудесному зданию. «Покажите ему дворец!» — так они сказали. Сверкающая крыша ударила ему прямо в лицо, металл проник сквозь тело.
Впервые он испытал ощущение жуткого и шокирующего надругательства над святыней, когда воображаемая картина представила ему громадный зал, где вокруг стола сидели мужчины, а во главе его — женщина. Невозмутимые камеры, фиксирующие изображение, повернулись, показывая ее лицо.
Красивое лицо было сейчас искажено от ярости. Женщина наклонилась и заговорила знакомым голосом, который Фара столь часто слышал по телестату; обычно голос звучал спокойно и размеренно, но на этот раз в нем слышались гнев и непреклонная решимость. Голос был столь отчетливым, что Фаре показалось, будто он сам стоит посреди огромного помещения.
— Я требую смерти для этого изменника, понятно? Меня не волнует, как именно вы это сделаете, но к завтрашнему вечеру я хочу знать, что он мертв.
Изображение внезапно исчезло, и Фара снова оказался в магазине. Некоторое время он просто стоял, ожидая, пока глаза привыкнут к слабому свету. Первой его реакцией было презрение к столь простому трюку — движущейся картинке. За кого они его принимали, полагая, будто он сочтет за чистую монету нечто столь явственно нереальное? От осознания того, насколько извращенным был их план и насколько отвратительно то, чего они пытались добиться, его захлестнула жаркая волна гнева.