Оказалось, Джакомо приготовил сюрприз: редакция получила спутниковый телефон, и, пока он в дороге, звонить ему можно в любой момент. Муж продиктовал номер. Чинта его записала.
Техническое новшество заставило ее усомниться в своей интуиции, и она прекратила уговоры, потому что Джакомо все равно не послушался бы, а ей не хотелось выглядеть суеверной дурехой. Уверенность мужа ободрила Чинту, несколько развеяв ее тревогу. Она почти успокоилась и закончила разговор признанием, что ужасно соскучилась и ждет не дождется своих любимых.
Но днем, на конференции, дурное предчувствие вернулось, не давая сосредоточиться на выступлениях докладчиков. Чинта вышла из зала и, отыскав таксофон, набрала номер, сообщенный Джакомо. Через два гудка муж ответил.
– Ecco![20] – засмеялся он. – Вот что такое спутниковый телефон! Мы катим по автостраде, а я с тобой разговариваю!
– Где вы?
– Где-то между Брессаноне и Инсбруком. Через пару часов будем в Зальцбурге.
Джакомо передал телефон Лючии.
– Мамочка! Тут так красиво! Жалко, ты не видишь!
– И мне жаль, tesoro[21].
Они еще немного поговорили и распрощались. Казалось бы, все хорошо, но Чинте было как-то не по себе. В зал она не вернулась, поехала в гостиницу. В своем номере сидела в кресле и невидяще смотрела в окно, как вдруг услышала голос Лючии: “Mamma! Ti voglio bene! Мамочка, я тебя люблю!”
Слова эти прозвучали так ясно, что Чинта вскочила и огляделась. Она подумала, что Джакомо с Лючией доехали раньше и потихоньку вошли в номер. Никого не увидев, Чинта решила, что муж с дочкой затеяли игру в прятки. Она обошла комнаты, посмотрела в шкафах и под кроватями. Поняв, что в номере никого нет, Чинта кинулась к телефонному аппарату, через коммутатор вышла на межгород и набрала номер мужа.
Ответом были лишь треск и щелчки в трубке. Стараясь унять дрожь в пальцах, Чинта повторила вызов. Никакого ответа. Подумав, что могла перепутать междугородный код или еще что, она связалась с гостиничным оператором, заказала разговор и стала ждать, не сводя глаз с телефона. Текли минуты, Чинту уже трясло, как в лихорадке. Ожидание стало невыносимым, она позвонила портье и потребовала, чтобы тот поторопил оператора, ускорив заказ. Прошло еще две минуты, никто не перезвонил, и тогда Чинта выскочила из номера, бегом спустилась по лестнице и бросилась к стойке регистрации.
Портье и телефонный оператор маячили в служебном помещении. Распахнув дверь, Чинта потребовала объяснений. Служащие сказали, что несколько раз набрали указанный ею номер, но тот не отвечает.
– Где находился ваш муж, когда последний раз вы с ним разговаривали? – спросил портье.
– Где-то между Брессаноне и Инсбруком.
– Пожалуйста, успокойтесь, идите в свой номер. Я свяжусь с полицейским нарядом, патрулирующим этот участок, и выясню, в чем дело.
Чинта медленно вернулась к себе; вскоре раздался телефонный звонок, она схватила трубку. На другом конце провода был poliziotto, итальянский полицейский. Чинта сообщила ему номер машины и сказала, что очень обеспокоена тем, что телефон мужа не отвечает. На некоторых отрезках трассы связь не действует, успокоил патрульный, однако на всякий случай будет объявлен розыск.
Через час телефон вновь зазвонил. Тот же полицейский известил, что экипаж вертолета обнаружил машину на дне глубокого ущелья. Никто не выжил.
– Конечно, время моих звонков было где-то зафиксировано, – сказала Чинта. – Внимательное изучение распечатки покажет, что я обратилась в полицию за час с лишним до аварии. Возникает вопрос: как я узнала о происшествии прежде дорожного патруля? Видимо, поэтому меня вызывают.
– И что ты скажешь?
– Так и скажу: позвонила мужу на спутниковый телефон и встревожилась, не получив ответа.
– А про остальное скажешь? Мол, слышала голос дочери.
Чинта посмотрела на меня как на дурачка.
– Нет, конечно. Сам прекрасно понимаешь, что об этом говорить нельзя. Меня сочтут сумасшедшей.
До сих пор она держалась, но теперь закрыла руками лицо, сотрясаясь в беззвучном рыдании.
Смотреть на это было невыносимо. Я подсел к ней на диван и обнял ее. Вся в слезах, она уткнулась мне в плечо. Еще никогда я не видел человека в столь безысходном отчаянии. Открытая рана ужасна у всякого, но особенно у столь сдержанной женщины. Я догадывался, что прежде она никому не рассказывала о пережитом в зальцбургском отеле.
Не помню, как долго мы так сидели. Потом я сказал, что в ее состоянии лучше не возвращаться в гостевой дом, я уступлю ей свою спальню, а сам лягу на диване в гостиной.