– Вы пытались связаться с индийским археологическим надзором? – спросил я, выказывая участие.
– Я им писала, но контора не проявила никакого интереса. – Нилима глянула на меня и улыбнулась, явив ямочки на щеках. – И тогда я подумала о тебе.
– Вот как? – опешил я. – Почему?
– Ты же увлекаешься древностями, верно?
– Да, но совсем иного рода. Я имею дело со старинными книгами и рукописями, часто разъезжаю по библиотекам, музеям и старым дворцам, однако я далек от археологии.
– Ну, может, хотя бы взглянешь на то место?
Я не отказался сразу и наотрез лишь потому, что не хотел выглядеть неучтивым. В тот момент поездка казалась мне невозможной, ибо в конце недели я отбывал в Нью-Йорк и даже составил график деловых встреч на много дней вперед. И самое главное, меня отнюдь не прельщали мангровые леса на болотах.
Ища отговорку, я промямлил:
– Вряд ли выкрою время, никак нельзя пропустить мой рейс…
Однако Нилима была не из тех, кто сдается легко.
– Это не потребует много времени, – возразила она. – Ты обернешься за один день. Я охотно все устрою.
Я выискивал способ вежливо отказаться, и тут в комнату вошла Пия. Нилима, не мешкая, взяла ее в союзники:
– Скажи ему, Пия, что поездка к святилищу будет недолгой. Он боится опоздать на свой рейс в Америку.
Пия спросила, в котором часу вылет, и заверила:
– Не волнуйтесь, вы вполне успеете.
– Точно ли?
– Точнее не бывает, – сказала Пия и огорченно добавила: – Я бы с радостью составила вам компанию, но не смогу. К сожалению, я уезжаю на конференцию в Бхубанешваре и вернусь только на следующей неделе. Если все же надумаете поехать, я пригляжу, чтобы о вас позаботились.
Улыбка ее поколебала мою решимость.
– Хорошо, я подумаю, – сказал я и, сунув диктофон в карман, попрощался с Нилимой.
Пия провела меня в соседнюю комнату, где представила дородной густобровой даме в сине-белом сари, то бишь форме сиделки.
– Познакомьтесь с Мойной Мондал, любимой нянечкой Нилимы. – Пия обняла даму за плечи. – За эти годы мы с ней сроднились, точно сестры. Если решите поехать, Мойна легко и просто все организует, избавив вас от всяческих хлопот.
Она говорила так бодро и уверенно, что я уж было дал согласие, однако что-то меня удержало.
– Мне нужно кое-что проверить, – сказал я. – Ничего, если я свяжусь с вами завтра утром?
– Конечно. Спешить некуда.
Чинта
Когда я покидал апартаменты Нилимы, в голове моей царил сумбур. Разумная, практичная и осторожная часть меня была категорически против поездки. В дороге я всегда жутко нервничаю, и риск опоздать на рейс населял паникой. Кроме того, я не надеялся обнаружить что-нибудь для себя интересное с профессиональной точки зрения: если в святилище что и было ценного, оно, конечно, давно сгинуло.
Однако вот, Пия. Что-то в ней напомнило мне Дургу, мою давнюю первую любовь. Сходство было не столько во внешности, сколько в повадке и взгляде – угадывались идеализм и целеустремленность, свойственные моей былой возлюбленной.
Я чувствовал, что охотно пустился бы в путь, если б меня сопровождала Пия. И это пугало, усиливая мое смятение. Не так давно мой бруклинский психотерапевт сказала, что я пребываю в крайне уязвимом состоянии и склонен к самообману в том, что касается отношений, не имеющих ни малейшей перспективы. В вашем положении, предостерегла она, особо опасно увлекаться недосягаемыми женщинами, которым вы не пара. Ни к чему вам очередная неудача.
Слова эти гулким эхом звучали в голове, покуда я добирался до своей квартиры.
К концу дня я почти твердо решил, что никуда не поеду. Однако тем вечером одна из моих сестер пригласила меня на ужин, и я, придя к ней, застал все ее семейство от мала до велика прикованным к телевизору. И что же, вы думаете, они смотрели? Дико осовремененную версию легенды о Манасе Дэви. Мне пояснили, что сейчас это самая популярная программа на местном телеканале. История Купца явно переживала очередное возрождение не только в моей голове, но и в культуре вообще.
Мысль эта меня обеспокоила.
Позже, когда я, вернувшись к себе, наводил порядок на столе, на глаза мне попался диктофон. Я хотел удалить беседу с Нилимой, но случайно нажал не ту кнопку и включил воспроизведение. Я рассеянно слушал запись до того момента, когда Нилима прочла стихотворные строки: