— Убить… — прошептал Гарав.
— Что? — переспросил Ангмар.
— Убить, — уже отчётливо сказал Гарав.
— Хорошо, — Ангмар подошёл к перилам и сделал какой-то жест, мальчишка не различил — какой. — У тебя будет три дня. Если через три дня он не согласится… впрочем, ты сейчас увидишь, что тогда с ним будет. Вставай и пойдём.
Гарав поднялся. Ангмар уже уходил по галерее, и мальчишка заспешил следом… но бросил вниз быстрый взгляд.
Руэты (так вот он какой — вождь холмовиков!) там не было. Два десятка орков стаскивали в кучу изрубленные тела.
Тела Фередира среди них Гарав не увидел.
И перевёл дух. На миг. Потому что в следующий миг представил себе, как будет говорить с Фередиром (а не говорить нельзя).
Предательство растёт, как жрущий паук. Предал один раз — и конца у этого не будет.
Он стиснул кулаки и заспешил по галерее. Меч мешал идти, но Гараву было стыдно прикасаться к его рукояти…
…Винтовая лестница, уводившая вниз, была крутой. Ангмар спускался уверенно… и Гарав, глядя в его спину, озарённую бегучими отблесками странных алых факелов, горевших через каждые десять шагов странным ровным пламенем, подумал, что король всё-таки не человек.
— Кое-что во мне осталось, — сказал Ангмар впереди. — Например, моя ненависть вполне человеческая.
— Кого ты ненавидишь, мой король? — почти безразлично спросил Гарав (наверное, надо разучиться думать…).
— Всех. — В голосе Ангмара была усмешка. — Очень сильно — Гобайн Саура. К несчастью для вас, семя Элендила я ненавижу немного сильнее. Чуточку меньше — но больше, чем Гобайн Саура, — ненавижу нимри. А тебе ведь нравятся эльфы?
— Да… — Какой смысл был лгать.
— Между прочим, — Ангмар ступил на пол узкого коридора, — с теми людьми были и эльфы. Мужчина, женщина и ребёнок. Мужчина мёртв. А женщина и ребёнок… им стоило воспользоваться своим умением ухода, но эльфы этого почти никогда не делают. Боятся запачкать следующую жизнь…
Гарав закусил губу. В коридоре — в свете тех же факелов — стояли двое эльфов. Точнее — эльфийка (на миг мальчишке показалось ужасное — что это Мэлет, и он с постыдным облегчением понял, что нет…) и прижавшийся к ней мальчик, на человеческий взгляд — лет пяти-шести. Оба — в изорванной, перепачканной одежде. Женщина гладила волосы сына, а мальчик что-то ей шептал, обнимая ноги матери.
— Что ты бормочешь ему, ведьма? — Голос Ангмара был неожиданно взвинченным, злым — было ясно, что он на самом деле ненавидит эльфов, и ненавидит страшно, а корни этой ненависти — в каком-то дальнем далеке. — Вы умрёте оба!
— Он боится умирать. — Эльфийка подняла голову, и голос её оказался контрастным по сравнению с голосом Ангмара — оказался чистым и нежным, не вяжущимся с измученным лицом и лохмотьями. — Он просит, чтобы я спасла его.
— И что ты скажешь ему, ведьма? — с насмешкой спросил Ангмар.
— Я уже сказала, — тихо ответила женщина, и её голос заполнил собой коридор. — Я сказала ему, — тонкие пальцы эльфийки перебирали пепельные волосы сына, — что не стоит просить дар жизни у смертных.
Мальчик успокоился. Он тоже смотрел — через плечо — на Ангмара. Но Гараву казалось, что смотрит он на него, и взгляд был мучительным.
— Я бессмертен, ведьма, — сказал Ангмар.
Тогда эльфийка засмеялась.
— Ты хорошо знаешь, что ты даже не вечен. А умер ты уже давно. Ты просто не можешь себе представить, как мне тебя жаль, бывший человеком.
Ангмар поднял руку — и коридор в дальнем конце объяло пламя.
— Иди, — сказал король. — Вот твой путь в Мандос, стерва. Иди!!!
Ответом снова был смех — и голос эльфийки, которая медленно, словно танцуя, шла в огонь, оставив сына…
Пламя обняло женщину со всех сторон и стало её вторым платьем — трепещущим и прекрасным.
— Pada, ionyo. U-gosta,[67] — послышался из огня голос эльфийки.
— Padan, папа![68] — звонко откликнулся мальчик, улыбнулся — и ровным шагом вошёл в огонь, протягивая руки.