— Тут вообще бывает лето? — спросил Фередир на шестое утро. — Не могу поверить, что тут раньше стояла столица королевства.
— Стояла. — Эйнор оглядывался. Ему тоже не нравился туман. — И погода была несколько иной. Не-е-е-е-ет… Эти туманы приходят из Ангмара.
— Почему никто не сторожит границу? — возмущённо бросил Фередир. — У нас границы с Артедайном стерегут лучше, чем тут — ангмарскую!
— Ну, до границы-то ещё далеко, — заметил Эйнор. — А тут… что тут стеречь? Да и потом… — Он не договорил, но Фередир понимающе закончил:
— …сюда никого на постоянную стражу не загонишь. Эх, всё, не могу больше, противно — туман! — Мальчишка махнул рукой и сказал: — Спою старую!
И правда затянул не просто старую — древнюю песню, которую пели, наверное, его предки, кочуя на востоке — в те дни, когда Нуменор ещё не встал из волн и не ушёл под воду Белерианд…
Фередир даже в стременах приподнялся, подвывая, а кони дружно запрядали ушами. Эйнор искоса посматривал на оруженосца. В песне говорилось о временах, богах и делах, которые Фередиру были незнакомы, и его отцу незнакомы, и деду, и прадеду, и пра-пра-щурам уже не были знакомы. Но оруженосец пел, его лицо раскраснелось, и даже туман, казалось, отступил…
«Странно, — подумал рыцарь. — Мы, нуменорцы, гордимся своей кровью. Но вот она — тоже кровь. Ведь он жил в другом мире, в мире, который построили наши предки, со всем тщанием вспоминая Эленну. Он такой же, как я, по воспитанию. Но вот он поёт про дикие обычаи и дикие времена — и в глазах его восторг… Верно — правы те, кто говорит: наша кровь тает в жилах младших народов, и их волны скоро скроют её, как волны моря скрыли Нуменор. И что можно с этим поделать? Разве только надеяться, что этот бурный поток впитает нашу часть… и через тысячу лет будут петь и наши песни тоже, и уцелеет наша вера и наш обычай — пусть и в других людях…»
Оруженосец между тем перевёл дух после наивно-кровожадной и первобытно-красивой песни и покосился на Эйнора. Лукаво предложил:
— А ты спой тоже. Дорога будет короче и туман реже. — Повернувшись в седле, оруженосец плюнул в белую муть.
— Орать, чтобы услышали все в округе? — хмыкнул Эйнор. Фередир продолжал подначивать:
— Такую, чтоб не орать. Я уже за двоих наорался.
Эйнор промолчал. И Фередир уже решил было, что, наверное, не дождётся песни, и подумывал снова спеть самому. И вздрогнул, услышав голос рыцаря, который пел балладу, сложенную — по преданию — самим Анарионом, когда он пытался отговорить своего друга детства Изинди, капитана Великого королевского флота, от похода на Запад вместе с обезумевшим Ар-Фаразоном…
К озеру они выехали через два часа.
— О-ох… — вырвалось у Фередира. Эйнор промолчал, но лишь потому, что видел руины Аннуминаса раньше. Правда, с другого края. И тумана не было…
А сейчас туман лежал и здесь, даже над озером, надо всем. Но тут и там над его ровным слоем поднимались округлые белые купола и резные мосты, похожие на детские игрушки — такие сборные конструкции делали для богатых семей на заказ гномы из Мории, и развлекались ими не только дети. У Эйнора тоже была такая, из неё можно было собрать всё что угодно. Почти всё… «Куда делась та игрушка?» — подумал Эйнор. Он был беспечен, как и все дети, много поломал, но оставалось тоже немало… Подарил кому-то? Или просто задвинул куда-то в своей комнате во дворце? «Странно, не помню», — подумал Эйнор, рассматривая Аннуминас.