— Если немного поразмыслить, — отвечал Ши, — то путешествие с нашим другом Энеем — это просто приятная прогулка. Итак, в путь.
Они двинулись в путь. День становился все жарче, но утешало то, что за ними по крайней мере не было погони. Беженцы, все еще пребывавшие в подавленном состоянии, иногда перебрасывались несколькими словами, поэтому у психологов было вдоволь и времени, и возможностей для обозрения окрестностей и для обдумывания своего положения. Ши показалось странным, что люди, шедшие рядом с ними, все были довольно высокого роста. Не такие великаны, как Эней и мужчины из его рода, но выше обычного американца середины двадцатого века.
— Мне казалось, что люди в древности были намного меньше ростом, — заметил Ши. — Но даже женщины здесь выше, чем я.
— Это эпоха героев, — отвечал Чалмерс. — Тогда все было больше, лучше, красивее. Мужчины были более сильными, женщины более красивыми и добродетельными, а уж если наоборот, то — более безнравственными, чем теперь. Герои Гомера всегда поднимали такие камни, «какие трое мужчин современных, напрягшись, поднять не смогли бы», говоря словами этого автора.
— Похоже на то, как мы изображаем Дикий Запад, не так ли? Хорошие парни были лучше, плохие парни были хуже, и вообще все преподносится намного проще и яснее, чем было на самом деле.
— Точно. По всей вероятности, эрпы[12] не чувствовали никаких угрызений совести, стреляя в спину или плутуя за карточным столом, носили одежду, которая не знала ни воды с мылом, ни утюга, обнажали в улыбках гнилые зубы, но легенды сделали их возвышенными героическими персонажами, которые, дескать, творили добро и боролись со злом. То же самое произошло и с античными героями.
— Да, но эти-то даже и не выглядят, как микенцы[13] — недовольно проворчал Ши. — Недавно я читал статью в «Нешнл Джеографик»…
Чалмерс покачал головой:
— Гомер жил, если он вообще жил на свете, примерно на четыреста лет позже Троянской войны. Вергилий же, живший примерно на восемьсот лет позже Гомера, вообще не имел никакого представления о том, какими были люди Микенской цивилизации. Что мы видим здесь? «Встал пред народом Эней: божественным светом сияли плечи его и лицо…»[14]. Вот примерно так римляне эпохи Августа представляли себе людей, выведенных Гомером: это как бы сочетание общепринятого эллинского типа с древнегреческим характером, описанным в соответствии с изображениями на стенах и вазах, в скульптурах и т. п. Во всех описаниях присутствует бронза, поскольку Гомер подчеркивал, что оружие и доспехи были бронзовыми.
Прямо перед ними неотступно маячила фигура Энея, который без устали отмеривал расстояние широкими шагами, неся на плечах отца.
— У Энея ведь есть много соратников и даже рабов, — сказал Ши. — Но почему он все время несет старика сам?
— Здесь опять-таки больше от Вергилия, нежели от Гомера. Вергилий хотел создать национальный римский эпос, используя персонажей Гомера. Но римские герои должны были обладать римскими же добродетелями, а для римлян не было ничего ценнее, чем pietas[15]. Оно заключалось в безусловном и детальном соблюдении долга и обязанностей по отношению к родителям, предкам, домашнему очагу и богам. Смотрите, у престарелого Анхиза в руках боги домашнего очага, завернутые в кусок ткани. Образ великого героя, несущего на плечах престарелого отца и богов — хранителей домашнего очага, — это как бы одушевленный символ pietas в римском легендарно-эпическом творчестве.
— Понятно. А вы, я вижу, неплохо знаете поэму?
— Просто сейчас многое вспоминается. «Агта virumque сапо» (Битвы и мужа пою…) — этими словами она начинается.
— А я-то думал, что это написал Джордж Бернард Шоу.
Чалмерс вздохнул:
— Подумать только, а ведь я считал вас образованным и начитанным человеком.
2
— А как вы думаете, док, удается вам хоть как-то воспользоваться своими магическими способностями? — спросил Ши, искренне полагая, что Чалмерсу это удастся. Толпа троянских беженцев достигла Антандра[16], расположенного у подножия Иды[17], и остановилась там для постройки кораблей, чтобы плыть на них в западном направлении. Среди беженцев было немало мастеровых, но даже знатные люди, казалось, не гнушались работать руками — правды, лишь в тех случаях, когда работа была связана с оружием, лошадьми или кораблями. Они валили деревья, пилили их на доски для обшивки и брусья, из которых, словно по волшебству, вытесывались ребра и шпангоуты; мастеровые работали так же, как герои воевали, проявляя невиданную смекалку и веру в свои силы.
12
17