«Мне только что удалось сделать важное открытие — получить полностью провариваемую тигельную сталь, которую можно сваривать с черными металлами, как и всякую другую сталь, с обычным для сварки нагревом. Проделанные с ней эксперименты при изготовлении как самых мощных кузнечных молотов, так и мелкого режущего инструмента увенчались полным успехом: резцы для строгальных станков из этой стали обладают необыкновенной режущей силой, а молоты — высокой степенью вязкости».
Правда, такой стали вышло немного — всего один тигель, однако это была уже настоящая удача. В тот год Альфред впервые сбалансировал свой бюджет. Правда, Берлин по-прежнему не изъявлял желания субсидировать его завод. Но фирма все же получила денежное подкрепление: двоюродный брат Альфреда Фриц фон Мюллер кредитовал своего кузена десятью тысячами талеров. К этому времени Герман, которому уже исполнилось 20 лет, стал помогать брату на заводе. В освободившееся время Альфред смог подготовить пять новых литейщиков из бывших рурских крестьян. Но самое главное заключалось в том, что Альфред Крупп имел наконец в руках нечто реальное, годное для продажи. Отложив пока более широкие планы, он сосредоточил теперь все внимание на небольших прокатных валках определенной спецификации. Качество работы было безупречным, и в марте 1834 года Альфред упаковал в чемодан образцы валков и отправился в поездку по важнейшим центрам нового германского рынка — во Франкфурт, Штутгарт, Мюнхен, Лейпциг и Берлин. Три месяца спустя он мчался галопом домой; его карманы были набиты заказами. Фирма «Фридрих Крупп из Эссена», существовавшая уже почти четверть века, стала наконец кредитоспособной. По возвращении в Эссен он немедленно нанял двух коммивояжеров и удвоил число подмастерьев. Число крупповцев возросло с одиннадцати до тридцати, а затем сразу до шестидесяти семи. Все это позволило Альфреду увеличить в пять раз объем выпускаемой стальной продукции.
Летом 1838 года Альфред, уложив чемодан, собрался в дорогу. В течение года он обдумывал поездку за границу и теперь наконец был к ней готов. Побывать за рубежом следовало по ряду причин. Нужно было прежде всего заняться продажей валков. Затем Альфред горел нетерпением осуществить заветную мечту — увидеть собственными глазами Англию. Вероятно, Шеффилд все еще скрывает от посторонних глаз немало секретов, и если для разведки их есть только один путь — лично съездить туда, что ж, в таком случае — в Шеффилд!
Но сначала — в Париж! Хотя англичане и иностранцы, они все же по национальности как бы двоюродные братья немцев и, пожалуй, смогут легко перехитрить своих кузенов. Поэтому нелишне будет набраться немного опыта, прежде чем пересечь Ла-Манш.
Парижские бульвары, арки, соборы — все внешнее очарование одного из самых замечательных городов Европы совершенно не тронуло Альфреда. Нельзя сказать, что Париж ему не понравился: просто город для него не существовал. Деловые отчеты его коммивояжеров подтвердились, а только это его и интересовало. В письмах Альфреда домой почти ничего не говорится о Франции. Снова и снова внушает он обитателям Штаммхауза, что работает не покладая рук, делает по 20—30 визитов в день и не тратит даром времени даже в пути с одного делового свидания на другое. «Весь день я пишу заметки для памяти, десятки раз останавливаюсь на улице и записываю приходящие в голову мысли», — сообщает он брату Герману в письме от 27 июля 1838 года. Единственные эмоции, которые проскальзывают в письмах Альфреда,— это тоска по дому, а вернее, по заводу и гнетущее душу подозрение, что в его отсутствие может случиться что-нибудь неладное. Здесь речь идет об одном из самых навязчивых страхов Альфреда. «Ты знаешь, как легко может вспыхнуть пожар,— пишет он Герману 12 августа 1838 года,— а ведь пожар уничтожит все, решительно все!»
Получив от Германа заверения, что завод стоит на своем месте, Альфред отправляется в Англию.
Однако пробыв в Англии пять месяцев, Крупп не собрал там никаких иных сведений, кроме тех, какими располагал дома. К тому же, живя в Ливерпуле, который был в то время промышленным центром Европы, он не мог рассчитывать на получение заказов. Поэтому в начале 1839 года Альфред отказался от дальнейшего пребывания в Англии. Поездка не оправдала его надежд. И все же он продолжал испытывать перед Англией своего рода благоговение. Очутившись снова в Париже, Альфред наставлял оттуда Германа, что «английское железо надо использовать только для самых лучших изделий». Именно тогда, 13 марта 1839 года, он решил англизировать свое имя, став Альфредом вместо Альфрида.