Альфрид долго не мог в это поверить. Однако он уже решил, в каком направлении должна действовать его защита: доказывать, что его преследуют из-за той репутации, которая сложилась у династии Круппов. Через три года, когда в Нюрнберге слушалось его дело, он отшлифовал следующую формулировку:
«В 1943 году, когда ко мне перешла ответственность за имя и традиции Круппов, я никак не предполагал, что это наследие когда-нибудь приведет меня на скамью подсудимых... Ведь имя Круппов было в списке военных преступников задолго до конца войны, и не в связи с теми обвинениями, которые выдвигаются против нас сейчас, а в связи с мнением, которое столь же старо, сколь и ошибочно: Крупп хотел войны, и он ее развязал».
Вопреки фактам, говорившим о том, что фирма «Крупп» грабила всю Европу, невзирая на множество документов, подтверждающих использование рабского труда в крупповских концентрационных лагерях, Альфрид хотел убедить немецкую публику за стенами зала суда и в особенности бизнесменов в стане союзников, что его судят за происхождение.
Однажды охранявший его американский солдат, говоривший по-немецки, спросил, как он желает, чтобы к нему обращались: г-н Альфрид, г-н фон Болен или г-н Крупп фон Болен унд Гальбах? Глава концерна ответил кратко: «Зовите меня Крупп. Это имя привело меня сюда. Эта камера — моя доля наследия великих Круппов».
♦ ♦ ♦
17 апреля на виллу Хюгель пожаловал первый американский генерал. Это был генерал-майор Мэтью Банкер Риджуэй, командующий 18-м авиакорпусом. Он пожелал осмотреть крупповскую виллу.
Закончив осмотр, генерал обратил внимание на американского солдата, забавлявшегося клюшкой для гольфа. «Откуда это?» — спросил он. Солдат указал на кладовую. Служитель Круппа пояснил, что там хранятся вещи Густава. Риджуэй, не знавший в то время, что 137 товарных вагонов доставили из Франции 4174 ящика с произведениями искусства для украшения домов тех, кто носил золотой значок нацистской партии, твердо сказал: «Положите это обратно». Подозвав своего адъютанта, он заявил: «Этот дом является в .некотором роде музеем. Я хочу, чтобы все здесь осталось на своих местах. Пусть будущие поколения увидят то, что я увидел сейчас».
Однако, прежде чем вилла Хюгель вновь могла стать чем бы то ни было, необходимо было привести в чувство тех сумасшедших гитлеровцев, которые продолжали отчаянно сопротивляться на другом берегу Рура. Пока что Риджуэй приказал, чтобы замок оставался наблюдательным пунктом, а это, по словам Туббегинга, означало, что «над головой по-прежнему свистели снаряды».
1 мая появился наконец проблеск надежды. Радиостанции в Эссене и Вердене перехватили важную передачу из Гамбурга. Вначале передавалась Седьмая симфония Брюкнера, исполняемая как траурная мелодия, затем прогремел продолжительный барабанный бой и, наконец, низкий, срывающийся голос диктора произнес: «Сегодня днем в своем оперативном штабе в рейхсканцелярии отдал свою жизнь за Германию наш фюрер, до последнего вздоха боровшийся против большевизма. 30 апреля фюрер назначил своим преемником гросс-адмирала Деница. Гросс-адмирал, преемник фюрера, обращается к немецкому народу...»
Итак, Дениц — «законный» наследник. Совершенно очевидно, что у него не было иного выхода, как немедленно капитулировать. Но адмирал, чья страна была раздроблена на куски, поразил весь мир, объявив, что он намерен продолжать воевать с русскими: «...Я принимаю на себя командование вооруженными силами с решимостью вести войну против большевиков... Я должен вести войну с англичанами и американцами постольку, поскольку они мешают мне в борьбе с большевизмом».
Это воодушевило разбойничью армию экстремистов на том берегу Рура. Окопавшиеся гитлеровцы продолжали сопротивляться и гибнуть вплоть до ночи с 6 на 7 мая. В полночь там внезапно наступило затишье. Спустя менее чем три часа генерал Альфред Йодль и адмирал Ганс фон Фридебург подписали предварительный протокол о капитуляции Германии в маленьком кирпичном школьном здании в Реймсе. Положив перо, Йодль сказал: «В этот момент я могу только выразить надежду, что победитель будет к нам великодушен».
К этому времени в опустошенной долине Рура затих шум битвы. Командующий 22-м американским корпусом генерал-майор Эрнст Н. Хармон избрал виллу Хюгель для временного постоя. Пожарные лестницы, которые Альфрид приказал поставить у фасада замка, были убраны; в бальном зале разложили военные карты; командующий спал в кровати кайзера, а столовая была отведена для офицеров штаба.