Эта отчаянная мольба тронула даже Кюбека фон Кюбау. Оп принял Альфреда и согласился на уплату небольшой части задолженности. Возвращаясь обратно в Рур, Крупп мрачно глядел на длинные колонки цифр, написанных красными чернилами. Пятнадцать лет руководства заводом Гусштальфабрик свели в могилу его отца. Пятнадцать следующих лет, когда заводом управлял сын, почти не улучшили дел фирмы. В Эссене снова затянули знакомую жалобную мелодию: Альфред вновь просил Берлин о помощи и, когда ему опять отказали, стал подумывать об эмиграции в Россию.
Вокруг бедствующей семьи собрались родственники. Кредит, полученный Альфредом в 1834 году у кузена Фрица фон Мюллера, был израсходован; пришлось обратиться за поддержкой к другому кузену — эссенскому торговцу Фрицу Золлингу. В создавшейся ситуации убедить его было не так-то просто. Ему посулили 4,5 процента по ссуде и 25 процентов от суммы прибылей без материальной ответственности за убытки фирмы. Соглашение было достигнуто, и Золлинг внес авансом 50 тысяч талеров, став «пассивным компаньоном» Круппа. Между тем к братьям присоединился еще третий родственник — Адальберт Ашерфельд. В 1843 году этот грузный малый, по профессии ювелир, перебрался из Парижа в Эссен и поступил мастером на завод Круппа.
Еще в Вене, ожидая, пока барон Кюбек соизволит его принять, Альфред встретил богатого коммерсанта, некоего Александера Шёллера. Ознакомившись с образцами крупповских изделий, Шеллер предложил Альфреду создать компанию. В тот момент Крупп готов был послать всех австрийцев к черту, но все же не рискнул сорвать на нем свою злость. Младшему из братьев Альфреда, Фрицу, шел тогда двадцать третий год, и он обладал цветущим здоровьем. Ашерфельд, с его бычьей головой и крепко сколоченной фигурой, оказался весьма энергичным мастером. Поэтому без брата Германа можно было вполне обойтись. После семейного совета средний брат был послан создавать новый завод в пригороде Вены — Берндорфе. Как всегда случалось с контрактами Альфреда южнее прусской границы, эта его затея выглядела издали лучше, чем оказалось потом на деле. Завод «Берндорферверк» не принес ему особой выгоды. Новый филиал вскоре стал независимым и вернулся под контроль Эссена только в 1938 году — полвека спустя после смерти Альфреда.
Тем не менее основание завода в Берндорфе имело для Альфреда один явный, немедленно сказавшийся плюс: из Эссена выбыл Герман. Братская любовь сама по себе прекрасная штука, но если она означает, что вы должны делить с кем-то право первородства, то из этого не может выйти ничего хорошего. Альфред был убежден, что завод в Эссене принадлежит ему как старшему в роду. В течение нескольких лет он скромно называл Гусштальфабрик «заводом литой стали, которым я управляю от имени своей матери»; теперь это был уже «мой завод», «мой цех», «мой молот» или, в более интимные моменты, «мое дитя», «моя невеста».
Претензия Альфреда на единоличное владение заводом была проявлением его тоталитарных устремлений. Как и отец, Альфред считал, что немецкие промышленники — прямые наследники феодальных баронов. Их права не могли никем оспариваться и не шли ни в какое сравнение с правами вассалов. Еще первые заводские инструкции, выпущенные Альфредом в 1838 году, содержали немало ограничений для рабочих. Три года спустя крупповский бич щелкнул снова. Если какой-нибудь рабочий опаздывал к началу работы на пять минут, с него удерживали заработок за час. Крупповцы должны были во всем повиноваться хозяину завода. 12 октября 1844 года Альфред писал Золлингу, что, по его мнению, каждый рабочий обязан быть «предан заводу, который дает ему средства к существованию». Альфред собирался железной рукой наводить порядок в своем «феодальном поместье». Он считал его своим, потому что наивысшей привилегией феодалов было право первородства.
Конечно, фактически завод в Эссене не принадлежал Альфреду, и, когда его мать Тереза, приближаясь к шестидесяти годам, стала прихварывать, вопрос о наследстве отодвинул на второй план все другие семейные дела. Завод (находившийся тогда в закладе) был единственным достоянием Терезы. И хотя окружающая обстановка с каждым днем осложнялась (над страной навис общий экономический кризис 1846—1847 годов), каждый из детей Терезы хотел получить свою долю участия в предприятии. Решение матери было объявлено в 1848 году. Живущий в Вене и потому лишенный возможности отстаивать свои интересы Герман получил то, что имел, — долю участия в берндорфском предприятии. По-видимому, Герман был удовлетворен этим. Дочь Иду, как женщину, можно было не принимать серьезно в расчет при решении имущественных вопросов; ей была выделена соответствующая денежная сумма. Оставался сын Фриц, и он неожиданно проявил упрямство. Однако Альфред опирался на мощного союзника в лице «пассивного компаньона» Золлинга, который энергично его поддержал. Это убедило Терезу. Такой прецедент имел очень важное значение. В дальнейшем все состояние Круппа всегда будет переходить в руки старшего наследника.