То же касалось и «горячей прокатки стали». Однако в «Перечне» говорилось, что «Видиа» не входит в число сталелитейных предприятий.
Далее шел текст, набранный петитом. Крупповские угольные шахты в Бохуме — «Ганновер-Ганнибал» и «Константин Великий» подлежали передаче опекунам и могли быть на определенных условиях проданы иностранцам. Все остальные предприятия тяжелой промышленности, которыми владел Альфрид, передавались компании-учредителю «Хюттен унд бергверке Рейнхаузен дахгезельшафт». Эта компания должна была распоряжаться всеми сталелитейными заводами, угольными шахтами и железорудными месторождениями бывшего крупповского концерна — заводом «Рейнхаузен», эссенскими шахтами «Бергверке», железорудным филиалом фирмы «Зиглан бергбау», угольными месторождениями «Россенрей», «Рейнберг» и «Альфред» и шахтами «Геверкшафт Эмшер-Липпе».
Капитал компании определялся в сумме 12 миллионов 792 тысячи долларов в обычных акциях и 7 миллионов 466 тысяч в обратимых бонах. Все это должно было находиться в руках опекунского совета, состоящего из известных немецких банкиров, не связанных в прошлом с нацизмом, — бывшего канцлера Ганса Лютера, Герберта Любовски и Карла Гетца. За пять процентов комиссионных опекуны взяли на себя обязательство в течение пяти лет, начиная с 31 января следующего года, предлагать для продажи предприятия этой компании «независимым лицам»; если через пять лет покупателей не найдется, все предприятия могут быть проданы тем, кто пожелает их приобрести. Из числа возможных покупателей исключались сам Альфрид Крупп, его ближайшие «родственники... или лица, действующие по их поручению». Бывшие рабочие и служащие Круппа, продолжающие работать на этих «отчужденных предприятиях», как их стали называть, имели право купить до 10 процентов общего числа акций и цепных бумаг компании-учредителя.
Таким образом, Альфрид остался мультимиллионером. В числе других финансовых источников он имел 24 процента добычи угля на шахтах «Россенрей» и «Рейнберг», которые при английской администрации приносили в год до 830 тысяч фунтов стерлингов. И хотя Крупп не мог распоряжаться своими угольными шахтами и железорудными копями, ой все Ясе оставался полноправным, единоличным владельцем всей обрабатывающей промышленности концерна — прокатных станов, фабрик, заводов, верфей и домен. В целом оставшийся у него капитал оценивался в 140 миллионов долларов. Конечно, он не был уже фантастически богатым воротилой, как во времена «третьей империи», но ведь с тех пор и все вокруг изменилось так, словно минула тысяча лет. Однако по любым стандартам он оставался одним из самых богатых людей в мире. И все же после подписания Мелемского соглашения 4 марта 1953 года казалось, что Альфриду уже никогда не удастся вновь сконцентрировать в своих руках такую экономическую власть, какой обладала династия Круппов до 1945 года.
Правда, уже тогда на этот счет существовали опасения. В Западной Германии эссенский «новый порядок» был тщательно изучен, и от своих же журналистов граждане ФРГ узнали то, что прозевали иностранные корреспонденты: «Соглашение, которое он (Крупп) был вынужден подписать, не содержит в себе никакого намека на обязательство воздерживаться в будущем от производства оружия». Это странное «упущение» наводит на серьезные размышления относительно мотивов, которыми руководствовались союзники. Вполне естественно было предполагать, что после Нюрнберга такое условие будет первостепенным.
Второй лазейкой для Круппа был пункт о «Видна». По существу и в буквальном смысле он давал Круппу возможность производить столько стали, сколько ему потребуется. Он просто мог покупать у других промышленников чугунные болванки и поручать составление контрактов опытным юристам. Конечно, это делалось бы в обход Мелемского соглашения, но вряд ли такой человек, как Альфрид Крупп, отказался бы от мошенничества. Альфрид всегда ловчил, а теперь, кроме того, он уже свыкся с мыслью, что попытки поднять репутацию фирмы за рубежом обречены на провал. Для человечества Крупп и орудия войны означало одно и то же.
Примирившись с нападками со стороны Запада и убедившись в поддержке со стороны Бонна, Альфрид понял, что может обращаться с Мелемским соглашением как ему заблагорассудится, тем более что в тексте имелись определенные юридические лазейки. В частности, условие о пятилетием сроке продажи крупповских предприятий тяжелой промышленности было фикцией. Если покупатель оказывался не немцем, а иностранцем, то Крупп имел право отказаться от продажи под предлогом, что его не устраивает цена. В этом случае он мог ходатайствовать о продлении пятилетнего срока, продолжая в то же время контролировать активы своих угледобывающих и сталелитейных предприятий через компанию-учредителя «Хюттен унд бергверке Рейнхаузен дахгезельшафт» и преданных ему служащих. Не было никакого юридически обоснованного способа заставить Круппа согласиться на продажу. По новому оккупационному статуту Бонн с каждым месяцем приобретал все большую независимость. По поводу Мелемского соглашения западногерманские газеты уже ставили вопрос так: «Может ли гражданин суверенного государства отказаться от унаследованных им прав в пользу трех иностранных держав?» И два юриста Главного управления фирмы «Крупп», присутствовавшие на переговорах в Мелеме, отвечали: «Нет, не может». Один из них назвал соглашение «клочком бумаги», а другой заявил: «Вынужденное обещание не имеет законной силы».