Принцип «Pacta sunt servanda» («Договоры должны соблюдаться») издавна являлся краеугольным камнем международной стабильности. Но только что начавшая подниматься ФРГ не могла заставить немецких промышленников «рассредоточить» свои силы, как того требовали уже терявшие свои полномочия западные союзники. Международный комитет по Руру был заменен Европейским объединением угля и стали (ЕОУС). Поэтому Аденауэр уклонился от ответственности за выполнение Мелемского соглашения. Тогда верховные комиссары США, Англии и Франции потребовали твердого личного обязательства со стороны самого Круппа. Сдержать свое слово — «личный моральный долг» Альфрида Круппа, заявили они канцлеру. И Альфрид дал им понять, что согласен с ними.
Позднее Гордон Юнг, корреспондент агентства Рейтер, сказал, что верховные комиссары «искренне» положились на слово Круппа. Удивительное определение! Ведь они фактически довольствовались всего лишь его устным обещанием. Невероятно, по факт: Альфрид даже не приехал 4 марта 1953 года в Мелем для подписания соглашения. Дата устраивала всех трех верховных комиссаров, но Крупп предпочел в этот день кататься на лыжах со своей очаровательной женой по горным склонам швейцарского курорта; он решил, что соглашение может подписать любой представитель его концерна. И таким образом его подпись под соглашением весьма кстати отсутствовала.
Крупп хотел вернуть себе свою империю целиком, и ему казалось, что он нашел человека, который поможет это осуществить. Когда Бертольд рассказал своему старшему брату о Бейтце, присутствовавший тут же скульптор Шпренгер добавил: «О, это поистине замечательный человек, сам себя сделавший тем, что он есть. Ему 37 лет, и он уже генеральный директор страховой компании. С ним ты сможешь кое-чего добиться». Альфрид спросил, придет ли Бейтц осмотреть законченную скульптуру обнаженной девы, и, когда выяснилось, что придет, Альфрид предложил, чтобы они втроем посидели и выпили у него в студии.
За выпивкой последовал обед в гостинице, и между Круппом и Бейтцем возникла дружба, которая быстро начала крепнуть. Оба почти еженедельно катались вместе на лыжах в Сант-Морице. Они никогда не говорили о делах. Но однажды вечером глава концерна сказал: «Я уверен, что мы с вами сможем сработаться. Хотите ли вы перебраться в Эссен и помочь мне поднять мою фирму?» .
«Американец» был поражен, но все же догадался спросить об условиях. Крупп объяснил, что его концерн не похож ни на какой другой индустриальный комплекс. Существует дирекция, но ее функции ограничиваются выполнением распоряжений единоличного владельца и, если Бейтц согласится быть его заместителем, то и указаний Бейтца. Право Круппа и его заместителя принимать решения неограниченно; существуют только три исключения: «Во-первых, мы не можем производить никакого вооружения. Во-вторых, речи не может быть о том, чтобы выполнять дискриминационное требование союзников о продаже предприятий угледобывающей и сталелитейной промышленности. В-третьих, концерн пока должен оставаться фамильной фирмой».
Избранник Круппа ответил, что он должен несколько дней подумать, и тем самым убедил Альфрида, что выбор сделан правильно. В действительности Бейтцу было необходимо время не для того, чтобы думать, а для того, чтобы собрать информацию. Ему нужны были факты, цифры, сведения. На следующее утро после предложения Альфрида он позвонил своему другу Акселю Шпрингеру, западногерманскому газетному магнату, и попросил прислать ему самое полное досье вырезок о фирме. Бейтц все это внимательно изучил, затем прочел всю имеющуюся литературу о Руре, его перспективах и о надежности концерна. В конце концов он позвонил в Эссен и дал Круппу ответ: «Да, я согласен, если меня отпустит совет директоров моей фирмы».