Слиток-монстр появился в последний момент и вызвал подлинную сенсацию. Сталелитейщики действительно открыли от изумления рты; Крупп получил свою вторую золотую медаль и был провозглашен гением в области металлургии. Чем глубже эксперты исследовали состав крупповской литой стали, тем больше ею восторгались. Однако все эти технические достоинства слитка не были доступны пониманию широкой публики. Ее привлекали главным образом второстепенные экспонаты Альфреда. В ожидании запаздывавшего слитка он часами занимался эффектной установкой своего орудия. Это была шестифунтовая пушка (задуманная им еще много лет назад), надраенная до зеркального блеска и водруженная на отполированную вручную подставку из ясеня — этим деревом пользовались еще древние тевтонцы для изготовления дротиков. Вокруг нее было разложено шесть сверкающих металлических кирас. Вся экспозиция находилась под навесом в виде военной палатки, украшенной прусским королевским флагом и щитом. На щите была надпись, которая отнюдь не помогала рекламе: «Немецкий таможенный союз». Эти слова звучали скучно на любом языке. Зато сама пушка и кирасы вызывали волнующие воспоминания о попятном всем языке великого корсиканца: «La gloire», «еп avant», «а la baionette», «offensive a entrance» («Слава», «Вперед!», «В штыки!», «Решительное наступление»).
Однако Альфреду не удалось продать в Лондоне свою замечательную пушку. В докладе жюри его слиток-монстр превозносился до небес, а пушка полностью игнорировалась. Тем не менее одобрение широкой публики, в частности английских зрителей, впервые заслуженное Альфредом, взволновало его. Он уже предвидел огромные возможности в области вооружения, а Хрустальный дворец научил его, как их реализовать. Выставки — вот наилучшая реклама. Впредь он будет участвовать в каждой европейской выставке, демонстрируя целые батареи самых эффектных смертоносных орудий. Таков был предметный урок, который усвоил Альфред, слушая хор одобрений в Англии.
Альфред вступил теперь в сороковой год жизни. Он выглядел уже пожилым; в Эссене его даже называли «старый господин». Это был с виду морщинистый, изможденный человек с резкими, нервными движениями, всегда одетый в высокие ботфорты. Со стороны он казался чудаковатым старикашкой. Крупповцы поражались, как ловко этот «старикашка» ездит верхом: он сидел как влитый в седле на самом резвом скакуне.
Для Альфреда наступила наконец счастливая пора успехов. Еще до Всемирной выставки в Лондоне благодаря железнодорожному буму огни крупповского завода начали ярко разгораться. В 1849 году Альфред усовершенствовал уже выпускаемые им оси и рессоры из литой стали, заключил контракт на значительную сумму с компанией железной дороги Кёльн — Минден и построил специальный рессорный цех, будущее которого было обеспечено. Все это, казалось бы, могло в какой-то мере успокоить Альфреда. Но так не получилось: одержимый страстью добиться во что бы то ни стало большого успеха, он почти неотрывно корпел над своими гроссбухами и чертежами. Летом 1850 года, после длительного недомогания, умерла Тереза Крупп. Герман был глубоко потрясен кончиной матери, хотя в тот момент его завод в Берндорфе находился в тяжелом финансовом прорыве, несравнимом с тем положением, какое сложилось на заводе в Эссене. В противоположность Герману Альфред отнесся к смерти матери холодно. Он говорил: «Только две вещи... могут волновать меня: доброе имя и процветание завода».
И все же в жизни Альфреда образовалась известная брешь. Сестра Ида к этому времени покинула Эссен. И теперь, со смертью матери, Альфред почувствовал себя каким-то одиноким вдовцом. Покойная Тереза постоянно заботилась о нем: готовила любимые блюда, подметала пол, стелила и убирала постель и вообще держала Штаммхауз в должном порядке. Подобно многим холостякам средних лет, внезапно лишившимся материнской опеки, Альфред стал подыскивать себе жену. В качестве кавалера он не мог рассчитывать на особенный успех, однако не привык отступать перед трудностями. Если в книге заказов появлялась новая запись, то Альфред был уверея, что рано или поздно переговоры об этом заказе приведут к окончательной сделке. Так 24 апреля 1853 года он завершил и брачную «сделку». На следующий день он писал Густаву Юрсту из Кёльна: «Со вчерашнего дня я помолвлен с девушкой по имени Берта Эйхгоф. Она живет здесь, в Кёльне...»