Черные, как бусинки, глаза пристально изучали Кальхауна. Их выражение время от времени заметно менялось. В какой-то миг в них полыхнуло пламя гнева сродни сумасшествию. Затем проглянула хитрость, тут же уступив место животному страху.
Кальхаун продолжал говорить как бы без особого интереса:
– Я сомневаюсь, что наш с вами разговор сейчас что-либо даст. Придется подождать, пока я проанализирую ситуацию. Итак, я нахожусь внутри корабля. Представляется, что, кроме вас, здесь нет никого, кто был бы в состоянии вызвать неприятности. Два типа, которых - ах, как интересно! - ваша группа чистильщиков притащила сюда, останутся в этом состоянии еще несколько дней. - Он добавил, как бы поясняя: - Это полисульфат в лошадиной дозе. Настолько простое решение, что, как я подумал, оно даже не придет вам в голову. Я привел их в бесчувственное состояние для создания ситуации, при которой вы впустили бы меня сюда вместе с третьим “больным”.
Человек, к которому обращался Кальхаун, забинтованный так, что чем-то даже напоминал мумию, издал невнятные звуки. Скрежет зубов сменили клокочущие стоны ярости и унижения.
– Вы сейчас находитесь в состоянии эмоционального шока, - продолжал Кальхаун. - Думаю, что частично оно соответствует действительности, но частично вы притворяетесь. Дам вам возможность справиться с этим самому. Со своей стороны хочу кое-что узнать. Думаю, вы пойдете мне навстречу. Право решать, как поступить, я и на этот раз оставлю исключительно за вами.
И он прошел в лабораторию. К своему пленнику он не испытывал ничего, кроме чувства омерзения. По правде говоря, он верил, что этот человечек действительно эмоционально потрясен тем, что его так ловко провели и захватили. Но частично этот шок был все же вызвав и гневом, столь же ужасным, как и безумие. Кальхаун холодно подумал, что для того, кто оказался способен принять решение об эпидемии и всецело жить этим, сама мысль о том, что его взяли в плен и имели теперь возможность при желании вдоволь над ним поиздеваться, могла привести либо к смерти, либо к сумасшествию. Правда, измываться над ним он не собирался.
Кальхаун осмотрел корабль, определил его тип, конструкцию, место изготовления. Он четко представил себе, что потребуется сделать, чтобы превратить его в безжизненную, никому не нужную груду металла, а затем вернулся в лабораторию.
Преступник, абсолютно измотанный, дышал тяжело и прерывисто. В некоторых местах связывавшие его узлы несколько ослабли. Кальхаун, сохраняя полное спокойствие, заботливо подтянул их. Человек вылил на него ушат истерических выкриков и непристойных проклятий.
– Валяйте! - невозмутимо отреагировал Кальхаун. - Сначала исторгните из себя все сумасшествие, а затем поговорим.
Он уже собирался снова уйти в лабораторию, когда в динамике раздался голос. Кальхаун быстро разыскал микрофон, служивший для ответа. Он отключил его, как только узник попытался выкрикнуть какие-то распоряжения.
“Так вы что-нибудь выяснили? - неслось из динамика. В голосе слышался страх. - Вы разобрались в том, что случилось с этими парнями? При проверке выяснилось отсутствие еще двоих. Поднимается паника. Люди считают, что какой-то местный врач распространяет эпидемию!”
Кальхаун передернул плечами. Голос поступал снаружи. В нем чувствовались командные нотки, но уже не те, что раньше. Сейчас в нем проскальзывала скорее большая обеспокоенность. Не получив ответа, незнакомец повторил запрос. Затем, после небольшой паузы, сделал ото в третий раз. Теперь голос почти умолял дать разъяснения, но с выключенным микрофоном никакого ответа, естественно, не могло быть. Кальхаун внимательно вслушивался в этот властный тембр, видимо, говорил командир оперативников-головорезов. По мере того как становилось ясно, что его просьбы игнорировались, в нем, несомненно, росла обида. Затем голос стих, напоследок немного задрожав, то ли от гнева, то ли от страха. Возможно, от того и другого вместе.
– Как видите, ваша популярность падает, - прокомментировал ситуацию Кальхаун. Ставя на место выключенный микрофон, он обратил внимание на космоприемник рядом с усилителем и заметил: - Гм… Значит, нет доверия… даже командиру. Захотели иметь собственную рацию… Ну что же, вполне типичный случай!
Человек, сверху донизу в полосках стягивавших его жгутов и с вытаращенными глазами, вдруг заговорил с холодной ясностью:
– Чего вы добиваетесь?
– Информации, - ответил Кальхаун.
– Для себя? На что вы претендуете? Я могу одарить вас всем, чем пожелаете! - заявил он, пылая полусумасшедшими черными глазами. - Я могу дать все, что вы в силах вообразить! Богатство большее, чем в самых смелых мечтах.