Хороший конструктор — явление редкое, встречается куда как реже, чем гроссмейстер, хотя требования к профессиональной памяти — сходные. В голове у конструктора — сотни вариантов опробованных ранее решений, свойства применяемых материалов, режимы термообработки, свариваемость и еще десятка три безусловно важных факторов, и это, не считая развитого многолетними тренировками пространственного воображения.
Шугаибов с легкостью удерживал перед мысленным взором, как минимум, полсотни деталей, воссоздавая их вид из мешанины линий на чертеже и безошибочно определяя положение в любой фазе работы механизма. Картина, представшая перед его воображением, радикально отличалась от той, которую способен увидеть просто грамотный человек, читающий чертеж. Владимир Даюнович был именно Конструктором.
Чертежи, хотя нет, скорее эскизы Светличного, заинтересовали его именно тем, что в них прослеживалась та самая, встречающаяся один на миллион, способность всего лишь несколькими скупыми, серыми линиями показать никогда до того не существовавшую идею.
Парень рисовал от руки, не пользуясь ни циркулем, ни линейкой, ни транспортиром. Но, еще на заводе приложив линейку к одной из линий, Владимир Даюнович с удивлением обнаружил, что масштаб выдержан с точностью до миллиметра. После этого его уже не удивляли идеально прорисованные окружности, скругления и лекальные кривые. Удивляло другое: на эскизах практически не было следов ластика. Обычное дело, если чертеж скопирован с оригинала через подсвеченное снизу стекло. Но в данном случае? Нет, это было положительно невозможно.
Безукоризненно, с соблюдением всех норм ГОСТ, выполненные на листах дешевенькой серой рисовальной бумаги эскизы нельзя было назвать чертежами лишь по той причине, что на листах отсутствовала рамка и заполненный штамп. Место штампа чаще всего занимали примечания о материале, количестве и требованиях к точности обработки. Автор экономил место, и тратить его на всякие глупости вроде рамочек явно был не намерен. Тела вращения изображались в разрезе и только на половину сечения, ровно до штрих-пунктирной линии. Лаконизм, доведенный до предела.
Полное отсутствие исправлений намекало: представленные в альбоме конструкции копировались с кем-то уже выверенных чертежей. Либо были продуманы в мельчайших подробностях задолго до того, как карандаш первый раз коснулся бумаги. Оба варианта доверия не внушали.
— Где-то срисовать подробные чертежи целого семейства ручного оружия? Нереально. Продумать линейку механизмов и перенести ее на бумагу без единой помарки или исправления? В пятнадцать с небольшим?! Еще большая фантастика, — недовольно фыркнул конструктор.
Лежащей на столе папке из грязно серого картона было все равно, сумеет ли конструктор Шугаибов разгадать содержащуюся в ней загадку. Владимиру Даюновичу — нет.
Еще на работе, он пытался спаривать листы в поисках типичных для молодых инженеров ошибок, но таковых не оказалось.
Не слишком толстая папка содержала в себе два альбома и десяток скрепленных ниткой листов миллиметровки. Первая была заполнена эскизами деталей пистолета. Бегло просмотрев ее еще раз, Даюнович пошел на кухню заваривать чай. Сразу в термос, поскольку понял, что разобраться с логикой создателя маленьких рисованных шедевров будет делом не столько сложным, сколько длительным.
Пока стоящий на плите чайник готовился засвистеть, конструктор сел за стол, сосредоточился, и вспомнил самые первые листы.
Первое, что бросалось в глаза — система, спроектированная Светличным, была мультикалиберной, то есть после мгновенной замены основных деталей, была способна стрелять как минимум, четырьмя типами патронов. Второе — она была создана под явным влиянием идеи Браунинга максимально уменьшить подброс ствола. Сразу бросилась в глаза возвратная пружина, во всех вариантах конструкции поднятая над стволом. Помимо прочего, это позволяло более свободно использовать насадки для бесшумной и беспламенной стрельбы, которые при такой компоновке оружия не перекрывали прицельную линию.
Вернувшись к рабочему столу, он налил в чашку немного чаю и вновь принялся изучать первый альбом. На первый взгляд, ничего особенного там не было.
Модульное решение ударно-спускового механизма и размещение его на отдельной колодке? Ничего нового. Такое было. И у французов сразу после Первой Мировой, и у того же Токарева. Однако, сразу бросалось в глаза, что для двух самых малых калибров — 5,6 и 6,35 мм был предусмотрен режим стрельбы короткими, по три патрона очередями и, боже правый! механизм замедления темпа стрельбы.