Выбрать главу

Нацистский генерал-фельдмаршал Шернер, замысливший облегчить участь своей группировки, приказал гарнизону крепости Бреслау прорываться на юг, на соединение с его войсками. Он даже обещал нанести встречный удар силами 17-й немецкой армии. Гитлеровцы предприняли несколько разведывательных попыток, но безуспешно.

Верил ли Шернер в успех прорыва? На этот вопрос трудно ответить. Вначале 40-тысячный гарнизон Бреслау обрек на смерть Адольф Гитлер. Потом его мерзкое дело продолжил Шернер. И он предпочел бросить в мясорубку тысячи немецких солдат, лишь бы не допустить их сдачи в плен.

Политработники, занимавшиеся пропагандой на войска противника, через мощные громкоговорящие установки передавали содержание нашего ультиматума, мы также забрасывали в осажденный вражеский гарнизон листовки с официальными пропусками к нам. На завершающем этапе боев в Бреслау довольно активно действовали антифашистские группы национального комитета "Свободная Германия" и Союза немецких офицеров.

Теперь, когда бессмысленность сопротивления немцев в Бреслау стала еще очевиднее, когда мы смогли боевые действия 6-й армии подкрепить мощными ударами с воздуха, результативнее стала и наша пропаганда на войска противника. Вражеские солдаты начали группами сдаваться в плен.

Появление грозной армады советских самолетов над Бреслау привело в чувство многих окруженных фашистов. Комендант крепости генерал от инфантерии Никгоф обратился по радио к советскому командованию с просьбой прекратить огонь, обещая выслать парламентеров. Противнику сразу же был вручен наш ультиматум. Но и после этого немецко-фашистское командование пыталось ловчить. Срок ультиматума истек, а ответа не поступало. Тогда наши войска снова начали штурм. В результате в 18 часов 45 минут 6 мая 1945 года, после 81 дня осады, над Бреслау появились белые флаги. Крепость капитулировала.

Войска 6-й армии под командованием генерала Глуздовского взяли в плен много немецких солдат и офицеров, оружия, боевой техники и разного имущества.

Командование 2-й польской армии во главе с генералом Каролем Сверчевским поздравило Военный совет 1-го Украинского фронта с завершением боев в Бреслау (Вроцлаве), выразив благодарность за интернациональную помощь польскому народу в освобождении древнего города от фашистского ига. Наши боевые друзья подчеркивали, что это и есть реальное воплощение заключенного 21 апреля 1945 года Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Польшей.

Перед решающей операцией

В напряженных боях, не затухавших ни днем ни ночью, в тревожных волнениях и заботах незаметно пролетела последняя военная зима. Вступала в свои права победная весна 1945 года.

31 марта столица нашей Родины Москва салютовала войскам 1-го Украинского фронта, овладевшим городами Ратибор и Бискау - важными узлами дорог и мощными опорными пунктами обороны гитлеровцев. На этом Верхне-Силезская наступательная операция завершилась; на всем протяжении фронта, за исключением Бреслау, наступила оперативная пауза.

Именно в тот день, как я уже упоминал, Маршал Советского Союза Конев получил вызов в Москву. На 1 апреля 1945 года в Ставке Верховного Главнокомандования было назначено обсуждение плана Берлинской операции.

Иван Степанович еще до отъезда в Москву объяснял нам, членам Военного совета, что 1-му Белорусскому фронту в одиночку будет трудновато овладеть Берлином и не исключено, что возникнет необходимость нашему фронту наступать правым крылом на Берлин.

- Генералитет Германии состоит не сплошь из дураков, как иной раз изображают противника некоторые легкомысленные репортеры, - сердито проговорил Иван Степанович. - Немцы понимают, что Берлину угрожает прежде всего Первый Белорусский фронт, во главе которого поставлен маршал Жуков. Войска этого фронта, нацеленные непосредственно на столицу Германии и находящиеся от нее в шестидесяти - восьмидесяти километрах по прямой, несомненно, встретят самые мощные укрепления и самое ожесточенное сопротивление. Первый Украинский фронт немцы тоже со счетов не сбрасывают и против нас держат крупные силы. Но может случиться так, что, находясь дальше от Берлина, чем Первый Белорусский, мы вместе с ним, а то и раньше ворвемся в германскую столицу. На войне подобные парадоксы случаются, и от этой возможности отказываться не следует.

Такую же мысль Конев, как он сам нам говорил потом, высказал и в Ставке. Он очень переживал, что в плане Берлинской операции Генштаб вначале отводил 1-му Украинскому фронту вспомогательную роль и разграничительной линией отсекал его от столицы Германии.

Я говорил Ивану Степановичу, что не стоит так болезненно воспринимать историю с разграничительной линией, хотя непосредственно участвовать в штурме Берлина заманчиво и почетно. Главное - разбить врага, одержать окончательную победу, а пожинать лавры, право слово, успеется. Тем более что победу добывает прежде всего наш главный и скромный герой - советский солдат.

- Я не о личной славе пекусь, а отстаиваю интересы всего фронта, ответил И. С. Конев.

После внимательного изучения плана операции мы в обеденный перерыв переключились на беседу о боевых действиях союзников, начавших быстрое продвижение в глубь Германии.

- Вы заметили, Константин Васильевич, как политика сильно влияет на стратегию фашистского генералитета? - обратился ко мне с вопросом Василий Данилович Соколовский. - Те самые немецкие дивизии, что громили англоамериканские войска в Арденнах, теперь почти без боев отдают железобетонные укрепления линии Зигфрида, считавшейся неприступной. Они позволяют англичанам и американцам беспрепятственно захватывать исправные мосты через Рейн и десятками тысяч сдаются в плен. Их поведение на Западном театре военных действий подозрительно напоминает негласную и скрытую капитуляцию перед нашими союзниками. Гитлеровцы затеяли какую-то подлую закулисную возню, виляя хвостом перед буржуазным Западом. В то же время они усиливают сопротивление на Востоке и свои острые клыки устремили на нас, не на жизнь, а на смерть борются с Советской Армией.

- Не является ли заявление Белого дома следствием подобных закулисных махинаций? - высказал предположение генерал Н. Т. Кальченко. Только что просмотрев свежие газеты, он зачитал нам сообщение корреспондента "Дейли мейл" из Нью-Йорка. В нем говорилось, что президент США 27 марта 1945 года отдал распоряжение членам своего кабинета и всем дипломатическим представителям оставаться в Европе, на своих постах и быть готовыми к действиям в случае какого-либо чрезвычайного события или быстрого краха фашистской Германии.

Но мы прекрасно понимали, что крах гитлеровского режима сам по себе не наступит, что решающее слово здесь скажет Советская Армия, призванная добить фашистского зверя в его собственной берлоге. О закулисных переговорах гитлеровцев с англо-американскими кругами мы в то время, разумеется, не знали, могли лишь строить догадки на этот счет.

Как рассказывал потом вернувшийся из Москвы Конев, обсуждение в Ставке плана Берлинской операции по предложению Сталина началось с того, что начальник оперативного управления Генерального штаба генерал С. М. Штеменко зачитал документ о замысле англоамериканского командования захватить Берлин раньше Советской Армии. Основная группировка создавалась под командованием фельдмаршала Монтгомери, которая должна была по кратчайшему пути севернее Рура прорваться к Берлину.

Верховный Главнокомандующий располагал неопровержимыми данными о закулисных переговорах гитлеровских агентов с небезызвестным Алленом Даллесом и другими представителями англо-американских кругов по поводу сепаратного мира.

Именно 1 апреля 1945 года, когда в Кремле обсуждался план Берлинской операции, премьер Великобритании У. Черчилль, известный своими давними антикоммунистическими и антисоветскими настроениями, в послании президенту США писал: "Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу... Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять"{111}.