Во время оперативной паузы, предшествовавшей новому большому наступлению, политорганы обобщали опыт минувших боев и разнообразными средствами и формами политработы оказывали командирам помощь в создании крепкой обороны.
Совещания, на которых подводились итоги мартовской операции, проходили в дивизиях, армиях и во фронте. Эти разборы были хорошей школой изучения деятельности политработников в различных условиях боевой обстановки. Здесь обсуждались такие вопросы, как планирование партийно-политической работы, организация информации в ходе операции и боя, пропаганда героизма и боевого опыта, и другие. Анализировались действенность газет и листовок, адресованных своим войскам и войскам противника, работа среди молодого пополнения, вопросы проведения партийных и комсомольских собраний перед боем и после него, приема в ряды партии и комсомола. Словом, все звенья партийно-политического аппарата постигали сложное искусство политработы в любой обстановке, учились вести широкую пропаганду великих идей ленинской партии, конкретных задач, поставленных ЦК ВКП(б), Государственным Комитетом Обороны, Ставкой Верховного Главнокомандования и Главным политическим управлением Красной Армии.
Памятуя важнейшее указание партии о том, что "нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми силами души", политуправление фронта с одобрения Военного совета решило в канун наступательной операции во всех частях провести митинги. Готовились они тщательно. Агитаторы зачитывали документы о преступлениях гитлеровцев, опубликованные в печати, и акты о зверствах оккупантов, составленные местными властями, представителями общественности и воинских частей. Во всех подразделениях были опрошены солдаты, сержанты и офицеры и учтены все факты известных им преступлений, совершенных нацистскими палачами, записаны родственники и односельчане воинов, убитые или замученные фашистами.
Так, например, в 722-м стрелковом полку был предъявлен грозный счет врагу. Политаппарат части оформил этот документ в виде плаката с текстом: "Мы мстим гитлеровцам:
за 775 убитых ими наших родственников,
за 909 наших родных, угнанных на каторгу в Германию,
за 478 сожженных домов и 303 разрушенных хозяйства".
Такого рода счета мести велись повсюду. Некоторые из них публиковались в газетах, листовках, объявлялись на митингах, о них сообщалось в докладах, политинформациях и беседах.
В июне 1944 года в войсках фронта прошло 1570 митингов, на которых выступило 7520 бойцов, командиров и политработников, а также советских граждан, бежавших из фашистских концлагерей, и местных жителей, освобожденных нашими войсками.
Митинг в 1-м батальоне 1077-го стрелкового полка открылся кратким выступлением заместителя командира по политической части старшего лейтенанта Бобкова. Затем слово попросил красноармеец Душевский, призванный в армию из района, недавно освобожденного от оккупации.
- Мне всего двадцать два года, а я уже поседел, - горестно произнес боец. - Вот до чего довели меня гитлеровцы - изверги рода человеческого. Мой хороший товарищ, в прошлом учитель, пытался бежать из фашистской неволи, но был пойман и затравлен собаками. Чтобы устрашить нас, узников, эсэсовцы заставили учителя бегать вокруг лагеря, а злобные овчарки яростно рвали его. Я буду беспощадно мстить палачам за их чудовищные преступления.
Гневом и негодованием, жгучей ненавистью к врагу были пронизаны и речи других ораторов. На митинге выступило девять бойцов, сержантов и офицеров. В заключение поднялся командир батальона капитан Моженко. Окинув взглядом суровые лица солдат, офицер сказал:
- Мне часто говорят: почему ты, комбат, все время рвешься вперед, лезешь в самое пекло? У меня, товарищи, особый счет к фашистам. Эсэсовцы и полицаи, ворвавшись в мой родной дом, учинили обыск. Взбешенный неудачей, эсэсовский главарь выхватил из колыбели моего двухмесячного сына и с размаху ударил об стену головой... Я ненавижу детоубийц и буду уничтожать фашистскую погань при всякой возможности! К этому призываю и всех вас.
Личный состав батальона почтил вставанием память советских людей, павших от рук нацистов.
- Скорее бы в наступление! Мы отомстим врагу! - в один голос заявляли воины.
И так было повсеместно. Начальник политотдела 3-й гвардейской армии генерал-майор Г. А. Бойко докладывал, что в 236-м стрелковом полку заместитель командира по политчасти майор Суховей собрал митинг на лесной поляне, где гитлеровские убийцы расстреливали ни в чем не повинных советских людей, а подчас зарывали их в землю живыми.
Первым выступил командир минометного взвода старшина Прядко.
- Вот здесь, на глухой лесной поляне, - дрогнувшим голосом произнес он, - погибли от рук гитлеровских убийц шестнадцать тысяч советских людей, среди них - моя жена, мои дети. Фашистские изверги не пощадили и моего восьмидесятилетнего отца. Его повесили за то, что он вступился за мою младшую сестру, на которую напал злодей-насильник.
Слушая рассказ старшины о жуткой трагедии, воины гневно сжимали оружие, готовые в любую минуту ринуться на врага и покарать преступников, мучителей женщин, детей и стариков. Смахнув набежавшую слезу, Прядко воскликнул:
- Перед братской могилой замученных людей клянусь беспощадно мстить человеконенавистникам. Смерть презренным гитлеровским палачам и убийцам! В бой на врага, в победный бой!
Митинги оказали сильное политическое воздействие на воинов, вызвав новую волну жгучей ненависти к фашистским извергам и стремление как можно скорее ринуться в наступление.
Летом 1944 года войска фронта вели боевые действия как раз в тех местах, где некогда русская армия осуществила знаменитый Брусиловский прорыв. В политической работе учитывалось и это обстоятельство. Воспитывая воинов в духе уважения к героическому прошлому нашей Родины, мы отметили годовщину Брусиловского прорыва. Большое впечатление на бойцов произвели беседы ветеранов - участников первой мировой войны.
- Эти места хорошо знакомы мне, - рассказывал однополчанам старый солдат Фома Шершун. - Здесь в шестнадцатом году я воевал. Наш 187-й Аварский полк шел в атаку под барабаны и полковую музыку. Когда мы добрались до окопов и ударили в штыки, враг не выдержал и отступил. В тех боях я заслужил Георгиевский крест. Теперь война намного труднее, но мы стали несравнимо сильнее, крепче духом. Знаем, за что воюем, знаем, что защищаем власть народную, дело Октября.
Командиры и политорганы стремились привести в действие все виды идеологического оружия, чтобы еще выше поднять боевую силу войск, подготовить их к предстоящим испытаниям.
Военный совет и политическое управление фронта провели перед началом наступательной операции совещание писателей, работавших в красноармейских газетах. Открылось оно докладом Героя Советского Союза Сергея Борзенко на тему "Советская литература в дни Отечественной войны". С речью о земле, которую мы освобождали, о Советской Украине выступил писатель Любомир Дмитерко. О боевой работе украинских литераторов говорил поэт Андрей Малышко.
Писатели справедливо подчеркивали, что в годы боевых испытаний газета стала передним краем советской литературы и работа в ней является важной и почетной. Николай Грибачев, заканчивая свое страстное выступление, прочел отрывок из написанной им на фронте, поэмы "Россия". Выступления литераторов были проникнуты кровной заботой о том, чтобы их слово обрело могучую атакующую силу и вело солдат в бой.
Почти одновременно проходило совещание военкоров и читателей национальных изданий фронтовой газеты "За честь Родины". Здесь выступили начальник отдела агитации и пропаганды политуправления полковник А. А. Пирогов и майор С. И. Дедов, занимавшийся вопросами печати.
С военкорами и читателями обстоятельно беседовал Борис Горбатов. Мы всегда высоко ценили его страстную, боевую публицистику, особенно его "Письма к товарищу". Писатель-"правдист" умел вторгаться в армейскую жизнь и поднимать важные вопросы.