Директива содержала конкретные указания и по поводу усиления правого крыла фронта стрелковыми дивизиями. К перегруппировке приказано было приступить немедленно, а наступление начать 1–2 ноября 1943 года.
Правда, командующий войсками фронта Н. Ф. Ватутин, как мне помнится, не хотел ослаблять букринский плацдарм и намеревался сохранить там 3-ю гвардейскую танковую армию, а для лютежской ударной группировки надеялся заполучить танковую армию из резерва Ставки. Николай Федорович был уверен, что для осуществления такой крупной, стратегически важной операции, как Киевская, Ставка Верховного Главнокомандования не поскупится резервами и выделит 1-му Украинскому фронту достаточное количество сил и средств. Он полагал, что наступление с лютежского плацдарма ударной группировки, усиленной танковой армией из резерва Ставки, неизбежно вынудит немецко-фашистское командование оттянуть части, расположенные южнее Киева. Это в свою очередь позволило бы быстрее прорвать оборону противника на букринском плацдарме и где-то в районе Белой Церкви соединиться с подвижными частями лютежской ударной группировки.
Но Ставка Верховного Главнокомандования, воздержавшись от передачи 1-му Украинскому фронту танковой армии из своего резерва, иначе решила вопрос о силах и средствах. Сосредоточение на лютежском плацдарме 3-й гвардейской танковой армии, 7-го артиллерийского корпуса прорыва и частей усиления 40-й армии позволило создать севернее Киева мощную ударную группировку, способную разгромить противостоявшего врага и освободить Киев.
Накануне Киевской операции
В ту беспокойную ночь, когда была получена директива Ставки, в Военном совете, штабе и управлениях 1-го Украинского фронта никто не спал. Генерал С. П. Иванов и его подчиненные сразу же занялись разработкой основных маршрутов и графика переброски войск с букринского плацдарма под Лютеж. Командующий приказал начальнику инженерных войск генералу Ю. В. Благославову взять под контроль оборудование ложных районов сосредоточения танков, а также днепровские переправы, по которым будут перебрасываться войска. Поскольку понтонно-мостовых парков было маловато, он порекомендовал сманеврировать переправочной техникой, но непременно обеспечить быструю рокировку соединений фронта. Генералу А. Д. Штевневу было приказано выехать в 3-ю гвардейскую танковую армию, которой предстояло совершить большой и трудный марш-маневр. Конкретные задания получили и руководители различных служб.
Самый действенный метод руководства — личное общение с войсками. Ведь штаб фронта от переднего края все же далеко, а по телефону всего не скажешь. На месте же многое можно решить. Направляя руководящих работников штаба и политуправления фронта в части и соединения, генерал армии Н. Ф. Ватутин сказал:
— Если мы не сумеем скрытно и в срок перегруппировать войска, то успеха нам не видать. Пусть каждый командир и политработник поймет, что от строгого сохранения военной тайны, соблюдения всех мер маскировки, от высокой дисциплины и организованности войск во многом зависит исход Киевской операции.
Штаб фронта, возглавляемый генералом С. П. Ивановым, проделал огромную работу по обеспечению быстрой перегруппировки и сосредоточения войск на лютежском плацдарме.
Для подготовки операции отводилось всего лишь каких-нибудь семь-восемь суток. Дорог был каждый день, каждый час. И уже в ночь на 26 октября началась крупная перегруппировка войск. На букринском плацдарме незаметно снимались с позиций танковые бригады и артиллерийские части. Вместо убывших боевых машин расставлялись макеты танков, оборудовались ложные огневые позиции батарей и дивизионов. Войска и штабы уходили с плацдармов, а многие радиостанции на прежнем месте продолжали вести обычный радиообмен. Оставшиеся в районе Букрина артиллерийские подразделения стремились поддерживать прежний режим огня. Войска на плацдарме продолжали оборонительные инженерные работы, углубляя и развивая систему траншей и ходов сообщения, совершенствуя позиции.
Создавалась видимость, что все идет прежним чередом. А на самом деле с букринского плацдарма на север двинулись 3-я гвардейская танковая армия, 7-й артиллерийский корпус прорыва, 23-й стрелковый корпус, а также минометные и инженерные части. Войска шли ночами, в кромешной темноте, под проливным дождем, по раскисшим полевым дорогам.
Немало трудностей представляли и переправы через реки. Так, например, соединениям 3-й гвардейской танковой армии, совершившим почти 200-километровый марш вдоль линии фронта, пришлось дважды переправляться через Днепр и один раз через Десну, преодолеть много других препятствий на пути к лютежскому плацдарму, где сосредотачивалась наша ударная группировка.
Большую помощь танкистам и другим войскам оказали инженерные части. В трудных погодных условиях, под огнем врага они очень быстро навели через Днепр понтонный и соорудили два деревянных моста с настилом ниже уровня воды, что делало их почти незаметными с воздуха. Оборудовались и ложные переправы, которые, так же как и действовавшие, прикрывались дымовыми завесами. Дополнительно были развернуты паромные переправы. Надо заметить, что переброска войск на лютежский плацдарм проходила быстрее, организованнее и успешнее, чем под Букрином в первые дни форсирования Днепра. Однако трудностей было немало, и воины ежедневно и ежечасно проявляли ратный и трудовой героизм.
Маршал Советского Союза А. А. Гречко впоследствии писал об этом: "… мы с генералом П. С. Рыбалко прибыли в район Сваромье, где находились основные переправы через Днепр. Основной мост, по которому на лютежский плацдарм переправлялись танки и тяжелая артиллерия, подвергался постоянно авиационному и артиллерийскому воздействию, особенно днем. Часто прямые попадания бомб и снарядов разрушали мост, и требовались неимоверные усилия для его восстановления под огнем противника.
Подъехав к мосту, мы увидели около левого берега реки развороченный настил, вздыбленные бревна опор. Только что отбомбились вражеские пикировщики. Указав саперам на остановившиеся невдалеке танки, мы попросили их всемерно ускорить восстановительные работы. Больше не потребовалось ни бесед, ни приказов. Дружно закипела работа, и через несколько часов тяжелые машины снова двинулись по мосту на плацдарм"{8}.
В условиях интенсивных действий вражеской авиации мосты с настилом ниже уровня воды отличались большой живучестью. Практически они оказались малоуязвимыми для немецких самолетов. Настойчиво стремясь прорваться к нашим переправам, над которыми часто кипели ожесточенные воздушные бои, фашисты не раз бомбили на букринском плацдарме макеты танков, ложные артиллерийские позиции и ложные переправы. Это свидетельствовало о том, что меры дезинформации противника в ряде случаев нам удавались.
Скрытная перегруппировка огромной массы советских войск в основном прошла успешно. Сыграли свою роль и разработанные штабом фронта меры по оперативной маскировке. Но противник все же почувствовал неладное и на ряде участков предпринял разведку боем. Немецко-фашистское командование, разумеется, догадывалось о готовящемся советском наступлении и понимало, что наши войска нацелены на Киев. Однако где и когда будет нанесен главный удар, противник, конечно, не знал и пытался разгадать наш оперативный замысел. Вот почему вражеские лазутчики так настойчиво пытались проникнуть за линию Днепра, на наше Левобережье, а также на правобережные плацдармы. Усилилось и наблюдение с воздуха.
Вспоминаю, с какой настороженностью и сосредоточенностью командующий фронтом брал в руки очередную разведсводку, вчитываясь в каждую строку и придирчиво задавая вопросы начальнику разведывательного отдела штаба генерал-майору И. В. Виноградову. Узнав, что противник активизировал все виды разведки, Николай Федорович задумчиво проговорил:
— Манштейн сейчас, должно быть, рвет и мечет, требует точных данных о советских войсках, о сосредоточении наших ударных группировок. У гитлеровцев есть еще немало боеспособных дивизий, в том числе и танковых. Сражение будет жестоким…