В этот момент я увидел „лиру“. Иначе и нельзя было назвать медленно плывущее перед глазами незнакомое животное.
Представьте себе часто изображаемую лиру — символ поэзии, высотой сантиметров в тридцать, перевернутую основанием вверх. Собственно „лира“ — это два симметрично согнутые тонкие лапы-щупальца, отливающие изумрудом и покрытые поперечными полосами, наподобие железнодорожного шлагбаума. Лапы беспомощно свисали из небольшого, напоминающего цветок лилии прозрачного студенистого тела с оранжевыми и ярко синими точками. „Лира“ была наполнена каким-то пульсирующим светом. Этот свет, напоминающий горение газовой горелки пробегал от тела к щупальцам».
— И что же это было, Владимир Георгиевич?
— До сих пор неизвестно. Так что тайны еще остаются и на земле и в воде. Жаль, что нет нашей «Северянки».
А такой рисовали «Северянку» в научно-популярных журналах.
И хотя походы научной подводной лодки были сугубо мирными, тревога не раз звучала на ее борту.
Однажды вахтенный заметил в темноте атлантической ночи слабые огни. Сначала они не беспокоили его — в этом районе могли находиться рыболовные суда. Но огни начали быстро приближаться — быстрее, чем если бы они принадлежали рыболовному судну. Сомнений не оставалось, на лодку шел военный корабль. Ревун тревоги мгновенно расставил команду по своим местам. В считанные секунды лодка нырнула сразу на 100 метров.
Рассказывая «Северянке», журналисты деликатно обходили одну важную тему — было непонятно, из кого состоит экипаж подводной лодки. Фотографии, публиковавшиеся в газетах, показывали моряков в неопределенной рабочей робе. Цензоры бдительно следили, чтобы в печать не просочилась и доля реальной информации.
Только теперь «расшифровано», что лодка не выходила из состава Военно-морского флота и на ее борту был боевой экипаж. Никто не отменял морякам занятий и тренировок в преодолении экстремальных ситуаций.
Как-то лодка шла на глубине сто метров, когда снаружи в районе первого отсека раздался оглушительный взрыв, потрясший восьмидесятиметровое стальное тело подводного корабля. Набатом зазвенели сигнальные колокола, а из репродуктора корабельной трансляции прозвучало: «Аварийная тревога! Осмотреться в отсеках!»
Расшвыривая встречающиеся на пути предметы и позеленевших от страха «научников», матросы в одно мгновение вытащили из укрытий аварийный инструмент, приготовили легководолазные костюмы. В центральном посту заработали насосы.
Когда лодка всплыла, то обнаружили причину взрыва. Оказалось, что лопнула лампа одного из верхних светильников.
Хотя в песне о «Северянке» и пелось:
но жизнь на лодке протекала по морскому уставу.
А мы продолжаем разговор с Владимиром Георгиевичем Ажажей:
— Вы не могли бы сказать об итогах походов «Северянки»?
— Такие итоги давно подведены. Лодка прошла 25 тысяч миль. С научной целью провела в море 9 месяцев. На борту побывало 45 научных сотрудников: ихтиологи, гидробиологи, океанографы, специалисты по рыболовству, гидрооптики, гидроакустики.
— Специалисты признают, что использование бывших боевых подводных лодок в исследовательских целях — тупиковое направление.
— Это не совсем так. Результаты походов «Северянки», безусловно, обогатили морскую науку. Ведь мы искали не только косяки сельди и помогали рыбакам. Были проведена большая работа по исследованию северных морей. Специалисты правы в том, что для этих целей надо использовать лодки поменьше и специально их оснащать научным оборудованием. Такие лодки уже есть и, насколько мне известно, их строил все тот же завод «Красное Сормово», который строил и «Северянку».
Отработавшую восемь лет в науке лодку С-148 вернули военному флоту, где ее приспособили под зарядную станцию. Она долго еще ходила в море, как вспомогательный корабль.
«Кузькина мать» для прозрения
Мы уже начинаем забывать о том времени, которое историки называют «холодной войной». Оно благополучно ушло в прошлое. Это было время противостояния держав, которые сломили фашизм. Сразу же после Второй мировой войны мир ощутил дыхание войны еще более грозной. И только создание в СССР мощного оружия не дало политикам переступить роковую грань.