В августе 1930 года меня неожиданно откомандировали с полигона в конструкторское бюро завода "Красный путиловец", хотя при распределении в академии я был назначен в неизвестное мне КБ-2. Почему-то попасть туда не пришлось, я даже не знал, где находится и что представляет собой это КБ-2. И вдруг "Красный путиловец" - знаменитый завод, широко известный своими революционными традициями. В те годы, наряду с всевозможными машинами, он изготавливал и пушки. И лестно, и немного боязно. Правительственная комиссия, затем полигон - все это не конструкторская работа. Мой конструкторский опыт ограничивался в то время разработкой дипломного проекта. Теперь же начерченное мною на бумаге должно будет воплощаться в металле. Совсем другое дело, совсем другая мера ответственности...
На "Красном путиловце" меня встретили хорошо. Это очень ободрило. Среди конструкторов были люди самые разные. И убеленные сединой, умудренные громадным опытом "энциклопедисты"; у них можно было получить исчерпывающие справки о конструкциях, которые здесь разрабатывались 30 и 40 лет назад, причем справки не только о том, что именно проектировалось, но и как, какие были получены результаты, в каких материалах они отражены и где все материалы можно найти. Эти люди создавали знаменитую трехдюймовку образца 1902 года, трехдюймовую конную пушку, полуавтоматическую зенитную пушку Лендера и ряд других артиллерийских систем
Были и такие, что проработали в этом КБ пока лишь по 10- 15 лет, по сравнению со старожилами-конструкторами - "молодняк". Они составляли большинство. Еще одна группа конструкторов совсем недавно закончила Артиллерийскую академию. Среди них выделялся Иван Абрамович Маханов, приятный в обхождении человек. Приветливая улыбка не сходила с его лица. После смерти Ф. Ф. Лендера он возглавлял конструкторское бюро.
Численно небольшой состав КБ был очень квалифицированный, творческий. Мне с несколькими конструкторами и чертежниками было поручено составить рабочие чертежи 76-миллиметровой пушки, которая в конце двадцатых годов была куплена у шведской фирмы "Бофорс" без какой бы то ни было технической документации: торопились поскорее перевооружить Красную Армию новой, наиболее современной дивизионной пушкой, а на свои конструкторские силы не надеялись.
Таким образом, мы составляли рабочие чертежи по готовому изделию, то есть как бы проектировали наоборот, обмеряли каждую деталь и наносили на бумагу эскизы После соответствующих уточнений должны получиться рабочие чертежи, пригодные для изготовления опытного образца
Своей внешней отделкой пушка производила эффектное впечатление. Она скорее была похожа на очень красивую игрушку, чем на боевое орудие, предназначенное для стрельбы и маршей по грязным дорогам. Детали блестели зеркальными плоскостями. Многие были настолько сложны, что обмерить их оказалось невозможно. Некоторые узлы совсем не разбирались. Пришлось прибегнуть к помощи разметчиков. Литые детали отличались чрезвычайной тонкостенностью, но не благодаря мастерству литейщиков, а за счет механической обработки.
В конце концов рабочие чертежи изготовили. Руководствуясь ими, в цехах начали изготовление деталей. Трудились со скрупулезной тщательностью, и все же разница в чистоте обработки сразу бросалась в глаза. Долго не могли понять, в чем дело, и только после тщательного анализа стало ясно: фирма "Бофорс" получала детали пушки не из-под резца, а шлифовала и полировала их.
Кроме того, многие узлы почти не имели запаса прочности, особенно станины. Пушку подвергли испытанию стрельбой. При первых же выстрелах одна станина погнулась, и пушку сняли с испытаний.
В общем, русская пословица "Не обманешь - не продашь" попадала здесь в самую точку. Пришлось отказаться от этой пушки.
На "Красном путиловце" я сделал важное для себя открытие: конструктор должен учиться не только у старших, более опытных конструкторов, но и у рабочих. Среди станочников механосборочного цеха, который как раз и занимался изготовлением артиллерийских систем, были уникальные специалисты, исключительно преданные своему делу. Можно было часами стоять, наблюдая за работой кого-нибудь из них, ни на минуту не теряя интереса.
Однажды такое удовольствие я испытал у станка, на котором нарезали канал ствола. С тех пор прошло много лет, с годами я позабыл фамилию станочника, но не могу забыть его работу.
Нарезка-очень ответственная операция, от нее зависит живучесть ствола: чем чище будет он нарезан, тем больше выстрелов сможет выдержать. Эта операция на всех заводах - предмет жарких споров между представителями заказчика и цеховыми работниками; многие стволы бракуются именно из-за нарезки. Но у этого рабочего за всю его жизнь не было забраковано ни одного ствола. Он не знал, что такое брак и как его можно допустить. Снятая им со стальной трубы тонкая стружка была похожа на комок шелка. Я брал ее в руку, сжимал, не чувствуя, что она стальная. Сожмешь, отпустишь - и она вновь распрямится, примет прежнюю форму.
Осматривал я дно нареза и грани. Ну, прямо-таки отполированные! Никаких следов резца - ни надиров, ни царапин. Такой идеально точной нарезки я за всю свою практику, за несколько десятков лет, прошедших после того, ни разу не видел.
Сборщики были тоже очень высокого класса, уже не молодые, высокосознательные. Они все могли сделать и все очень хорошо, слова "плохо" у них и в обиходе не было. "Мы - путиловцы",- величали они себя. Один раз произошел такой случай. Поехал я с группой сборщиков на артиллерийский полигон, чтобы испытать пушку. Приехали, установили пушку на позицию, я пошел в штаб полигона - нужно было кое-что выяснить, а рабочих попросил подготовить пушку к стрельбе. Когда вернулся, мне доложили, что пушка готова к испытаниям. Я решил проверить и, к своему удивлению и огорчению, обнаружил, что сделано не все.
- А еще называетесь путиловцами! - бросил я в досаде. Рабочие молчали. Потом старший из них спросил у меня:
- Нет ли у тебя еще вопросов, которые нужно решить в штабе?
Я кивнул:
- Хорошо, пойду в штаб. Когда я снова вернулся, тот же рабочий сказал:
- Можно не проверять пушку... А за тот раз ты нас прости.
Испытания прошли удовлетворительно. Я поблагодарил людей за работу, мы уехали. И с тех пор на всех испытаниях я никогда пушек на позиции не проверял. Всегда все готовилось очень тщательно.
В механосборочном цехе были не только высококвалифицированные станочники и сборщики, но и замечательные мастера, которые почти все вышли из рабочих этого же цеха. Они были не только специалистами, достигшими высокого искусства в своем деле, но и продолжателями путиловских традиций, которые в юности восприняли в этом же цехе. Они умели организовать дело на своем участке и управлять им, умели и хорошо работать с конструкторами, особенно с молодыми, которые слабовато знали или почти не знали производства.
Начав работать в КБ, я решил прежде всего основательнее познакомиться с механосборочным цехом, воплощавшим в металле то, что мы строили на бумаге. Универсальное станочное оборудование я знал, но не одинаково хорошо, а некоторые типы станков - плохо. Кроме того, хотелось познакомиться с изготовлением особенно трудоемких и сложных деталей. И вот я -начал ходить от станка к станку. Если видел, что операция простая, не задерживался. Но если встречалась сложная, простаивал у станка подолгу, стараясь постичь процесс формообразования. Теперь я понимал, что без этого настоящим конструктором не стать. Это было для меня как бы кончиком нити, который я нашел и за который ухватился.
Иногда было трудно разобраться без технической документации. Тогда просил у мастера или у рабочего разрешения посмотреть чертежи. Не стеснялся обращаться к мастеру или рабочему с просьбой пояснить мне непонятное. И никогда не встречал отказа.
Год проработал я в КБ "Красного путиловца", когда директор завода неожиданно (в моей жизни многое свершалось неожиданно) получил телеграмму: "Срочно командировать Грабина в Артиллерийское управление".