Хочется думать, что и другим читателям, непосредственно не связанным с артиллерией, книга даст еще одну возможность общения с историческим прошлым нашей Родины.
При написании книги я обращался к своим старым товарищам по конструкторской работе, они дополняли ее такими штрихами и деталями, которые одному человеку и не упомнить. Большую поддержку и помощь в уточнении фактов оказали мне и бывшие представители Главного артиллерийского управления на Приволжском заводе — генерал армии Иван Михайлов (Буров) и генерал-майор-инженер в отставке В. Ф. Елисеев. Хочется еще раз сказать о моей самой сердечной признательности и военным инженерам И. М. Горбачеву, С. М. Колесникову, Д. П. Крутову, П. Ф. Муравьеву, Ф. Ф. Калеганову, П. В. Михневичу, В. И. Саксельцеву, А. Е. Хворостину, А. П. Худякову, А. П. Шишкину, Ю. С. Школьникову, а также всем, кто помогал мне в работе над этой книгой.
МЫ — АРТИЛЛЕРИЙСКИЕ КОНСТРУКТОРЫ
Неожиданное задание. «Артиллерия» — от слова «артель». Немного истории. Вместо КБ — на завод. «Красный путиловец»: вторая академия конструктора. Козырная карта Фохта. ГКБ-38 — первые шаги… и последние? Ракеты и пушки: из крайности в крайность. Мы уезжаем в Приволжье.
1
Наш выпуск закончил Артиллерийскую академию весной 1930 года. Неву еще покрывала истончившаяся, побуревшая корка льда, но у берегов, возле опор Литейного моста, возле каменных быков Троицкого — теперь это Кировский мост уже чернели разводья. Недалеко было время, когда река вскроется, посветлеет, а две или три недели спустя по ней пойдет чистый-чистый, с голубизной ладожский лед, и в Ленинграде на несколько дней похолодает.
Молодые артиллерийские инженеры, мы прощались с городом, давшим неизмеримо много каждому из нас. Прощались друг с другом, с величаво-суровым зданием, у фасада которого и посейчас стоят темные старинные пушки, а возле них сложены пирамидками чугунные ядра. Уже позади были государственные экзамены, позади защита диплома и распределение. Меня назначили в конструкторское бюро номер два. Где находилось это КБ-2, чем конкретно оно занималось, я себе не представлял.
И вдруг командование академии собирает нас, выпускников, всех восемьдесят или девяносто человек. Комиссар академии объявляет: выезжать надо срочно, завтра же, но не по месту распределения, а в различные военные округа.
— Командировочные предписания получите в канцелярии. Будете работать в специальных правительственных комиссиях. Я оглянулся на стоявших рядом товарищей. Их лица выражали недоумение: таких случаев, мы хорошо знали, в академии еще не бывало. Первый за всю историю!
Началось спешное оформление документов, торопливые сборы Чувство было такое, будто нас подняли по тревоге. О задачах правительственных комиссий, к которым нас прикомандировали, о наших обязанностях мы узнали, только прибыв на место. Оказалось, принято решение тщательно проинспектировать все артиллерийские части: проверить состояние орудий, боеприпасы, всевозможные приборы — и то, что есть в наличии, на вооружении полков, и мобилизационные запасы. Каждая комиссия должна была дать заключение, насколько боеспособна проверенная ею группа войск. Инспектирование было повсеместным, выпускников разослали во все военные округа.
Мы не связывали впрямую полученное задание с тем, что творилось в мире, но эта связь угадывалась — пусть не умом, так сердцем.
Лишь впоследствии я задумался над тем, как необыкновенно сложен был мирный 1930 год. Все было в напряжении: выполняя первую пятилетку, план индустриализации, наша страна строила Магнитку, сотни больших и малых заводов. Вырастали новые города и рабочие поселки. На рельсы коллективизации переходила деревня. И в то же время газеты приносили из Германии вести одна другой хуже: о запрете всех собраний под открытым небом, шествий и демонстраций, об осадном положении в Берлине, о лишении депутатской неприкосновенности коммунистических депутатов «с тем, чтобы предварительное следствие и слушание дел, возбужденных против них, было проведено в ускоренном порядке».