— Почему ты ее не выключишь? — Его рука потянулась к камере. — Ведь Фронт все равно всю эту ерунду повырежет.
Она пожала плечами, повертев в руках корку, которую ей вовсе не хотелось есть.
— Не знаю.
Но на самом деле она знала.
Бесконечная съемка — ни что иное, как единственно возможная для нее сдерживающая акция против того, что неумолимо затягивает его в такие глубины Судьбы, куда она уже просто не сможет за ним последовать. Когда его уже не будет на свете, останутся видеозаписи, и это будет плохо, совсем плохо, это будет лишь причинять ей боль, и такая рана уже никогда не заживет; она просто дура…
«Но ведь я больше ничего не могу сделать, тай пусть камера снимает… Пусть все мы будем гореть в геенне огненной».
— Ты не должна быть столь от меня зависимой.
Он знал. Он уже и так был очень далеко и лишен очень многого, а главное, той нормальной слепоты, что позволила бы ему стать с нею одним целым. И на какие же расстояния будут телеграфироваться их последние «прощай», прежде чем последняя связь между ними порвется и уйдет в небытие?
— Я даже и не пытаюсь… по крайней мере, больше это не повторится, — и это уже тогда, когда рука его оказалась под ее курткой, затем под рубашкой, и кожа его пальцев коснулась ее кожи, холодной или еще теплой? Она позволила ему привлечь себя… упала на кровать. Она знала, что это у них будет в последний раз. Прядь ее волос упала ему на лицо, она склонилась над ним. Руки двигались, затем замерли. В этих исполненных отчаяния движениях уже не осталось никакого изящества. Ее взгляд случайно упал на зеркало и отразившийся в нем объектив камеры. Она отстранилась от него и встала. Босые ноги ощущали зернистый песок на ковре.
— Я не хотела к тебе привязываться. — Она взяла камеру, лежавшую на туалетном столике. — Просто я не знала, смогу ли жить, если тебя потеряю.
Тени падали на его глаза, когда он посмотрел на нее.
— Такова жизнь. Не что иное, как продолжительный процесс потери всего того, без чего ты уже никак не сможешь…
Она кивнула. Волосы упали ей на плечо, образовав завиток на груди. Рука разблокировала кнопку «запись», и остаток ночи погрузился во мрак небытия.
А потом опять свет, и снова они были в пути. Сквозь ветровое стекло грузовика просматривался проселок, что уводил их в сторону от шоссе. Безжалостное утреннее солнце пробивалось сквозь клубившуюся за ними пыль.
Пока они ехали к борному руднику, ни он, ни она не проронили ни слова. Она поднесла камеру к глазу и стала снимать проносившуюся за окном пустыню. Его глаза не отрывались от дороги, прорезавшей многовековые залежи песка и пыли. В поле зрения попала сетка изгороди; а потом они уже проехали ворота и спускались по длинному серпантину, прорезанному вдоль склонов котлована.
Спускаясь по спирали вниз, они то попадали в тень, то под палящие лучи.
Дно котлована. Брошенная техника. Все это падало сквозь линзы объектива на серую электронику и сетчатку ее глаза.
Чистая площадка ближе к центру, с прекрасным видом на дорогу, ведущую к воротам, — там, на поверхности. Он остановил грузовик и заглушил двигатель. Мотор зачихал и, тяжело вздохнув, наконец-таки смолк. Тени таяли по мере того, как поднималось солнце.
Они ждали в кабине грузовика, чувствуя, как средиземноморская прохлада превращается в палящий зной. Медленная трансформация пустыни, молчание камней и песка, не нарушаемые их голосами. Они ждали молча. Его руки покоились на рулевом колесе. Ее лицо было скрыто видеокамерой. Словно бы они в прошедшую ночь причастились перед смертью и соприкоснувшаяся плоть передала некое Послание, а потом их тела отстранились, отпали друг от друга.
Неизмеримые расстояния застыли в звуке их дыхания, и все «прощай» мира медленно засыхали на ее коже.
Даже собственный голос сейчас безмолвствовал внутри нее: крохотный, серый, испещренный фосфорическими точками мирок в конце-концов поглотил куда более обширный. Камера съела реальность и превратила эту женщину в простого наблюдателя, в приложение, связанное с жизнью лишь пластиковым, черным козырьком на резинке, прикрывавшим сейчас ее глаза… в оператора, снимающего за секунду до собственной боли.
Они передавали друг другу пластиковую крышку термоса, служившую им чашкой, потягивая чуть теплую воду.
Сделав глоток, она увидела, как он поворачивает голову. Подняв камеру, она отследила это движение и через видоискатель увидела облако пыли, поднимающееся вблизи ворот, ведущих к руднику.
Солнечный свет отражался от источника пыли, проехавшего через эти ворота. Сияющая точка становилась все крупнее, и вскоре уже можно было разобрать, что это несущийся по дороге к котловану джип.