Он потерял сознание по пути к месту работы, на заднем сиденье «Мерседеса», а очнулся в стерильной атмосфере клиники. Врач с каменным лицом зачитал ему приговор. Он будет нуждаться в диализе – собственно, фильтрации, которая мало чем отличается от очистки сточных вод, – три раза в неделю. Ему предстоят десятки операций, может быть, даже две-три за месяц. Аарон чуть слышно прошептал: «Как долго… это продлится?» Он знал ответ: пока не умрет. Но услышал другой: «Вам нельзя пересаживать трупную почку. Вам может подойти только почка живого донора. Хотите поговорить с одним человеком?» У Штайнера хватило сил на шутку: «Он донор?» Врач скупо улыбнулся, с трудом раздвинув закаменевшие губы. Штайнер предположил, что разговор может состояться, когда ему будет лучше. Но тут же прогнал эту глупость: лучше ему уже не будет. Он угадал, вслух предположив: «Этот человек за дверью?» И через несколько секунд он впервые увидел Юлия Вергельда, действительно пышущего здоровьем. Штайнер не мог думать ни о чем другом, кроме донорских органов, и совершенно трезво предположил, что у Вергельда пересажены все органы – почки, сердце, печень, толстая кишка, даже хрусталики сияющих бриллиантами глаз.
– Меня зовут Юлий, – представился Вергельд, присаживаясь в ногах полутрупа и едва сдерживая пренебрежительную гримасу. – Мы с вами земляки – я родился в Союзе, – перешел он на русский язык. – Мы вдвойне земляки: я родом из Таллина.
«К черту Таллин!»
– Вы врач?
Вергельд был похож на кого угодно, даже на монтажника-высотника, но только не на человека с гуманной профессией.
Он покачал рыжеватой шевелюрой и выгнул бровь, как бы спрашивая: «Разве нужно отвечать на ваш вопрос?»
И начал с того, что привел статистические данные:
– Согласно обновленной информации, на сегодняшний день в Израиле пятьсот больных стоят в очереди на операцию по пересадке почки. Вы в их числе. Уже в их числе, – внес он поправку. – Хотя еще пару дней назад в моей базе данных вашей фамилии не было.
– Вы ведете статистику?
– Мониторинг – часть моей работы. За прошлый год было сделано сто пять операций, – продолжил он, вставая и направляясь к окну. – Ровно в ста случаях больным пересадили почку умерших людей, в пяти случаях почка была получена от живых доноров.
– Вы представляете какую-то организацию, фирму? – спросил Штайнер. – Вы посредник? Сколько денег вы хотите за то, чтобы сократить число посредников до приемлемой цифры?
И только сейчас с ужасом подумал о том, что похож на выпотрошенную рыбу. «Бог мой, – чуть слышно прошептал он, – у меня нет почек». У него не было естественного фильтра, который выводил из организма избыток воды, солей, токсичных соединений. Он лишился регулятора крови, железы внутренней секреции… Он физически почувствовал заднюю стенку брюшной полости, забрюшинное пространство… которое стало огромным. Та почка, что лежала слева от позвонков, была удалена восемь лет назад, а та, что справа, покинула свое место всего два дня назад.
– Да, я представляю фирму, – ответил на вопрос Вергельд. – Не посредническую, нет. Мы не занимаемся поиском доноров, мы организуем финансирование операций. Мы искореняем болезнь, а не делаем ее приятной. – Он сделал жест рукой, означающий одно: «Терпение, мой друг, терпение». – Однако у меня появился выход на людей, обладающих подходящим для вас материалом.