Песня закончилась. Вслед за ней последовала медленная, тихая мелодия, предназначенная для неспешных романтических танцев. Открыв глаза, я почувствовала разочарование — люди в клубе были мне не знакомы. Моника уже танцевала с Лео в центре танцпола. Я почувствовала себя потерянной. Это место оказалось чужим буквально в одно мгновение.
Я возвращалась в свою ложу, когда услышала разговоры мужчин из соседнего лобби. Голоса я узнала — Уго и ещё один парень из силовиков. Мужчины отдыхали? Я решила присоединиться к их обществу, чувствуя невообразимую грусть одиночества.
— Привет, — я загородила им вид на танцующие пары. Заметив меня, парни свели брови к переносице.
— Привет.
— Отдыхаете?
— Мы никогда не отдыхаем, — буркнул Уго.
— Да? — Я обернулась к Монике и Леонардо. Они были счастливы, танцуя друг с другом. — А эти ребята в курсе?
— Им просто повезло.
— Значит, вы с Капо? — Допытывалась я.
В ответ мне просто кивнули в сторону барной стойки. Обернувшись, я увидела сидящего на том же месте, где он сидел несколько лет назад. Он держал все тот же стакан. По моему телу пробежала дрожь.
Это было реально?
В горле пересохло. Я улыбнулась мужчинам, пожелав легкой работы, пошла навстречу наблюдающему за мной мужчине. Он казался уставшим.
— Повторите коктейль, — попросила я бармена.
— Завтра ты не встанешь, — предостерег меня Луи.
— Я не так много выпила. — Отмахнулась я, но ответ Капо меня взбудоражил.
— А твои танцы говорят об обратном. — Он развернул меня к себе. Со стороны казалось, что обычные друзья отдыхают после рабочего дня, но только мы вдвоем чувствовали напряжение несказанных слов и желаний. — Мало тебе отец оставил шрамов на теле?
— А ты не подумал, что я уже не боюсь боли? — Выпалила я, прекрасно понимая, что это неправда. Я боялась боли физической ещё сильнее, после многоразовых экзекуций Ромеро.
— Не боишься, значит?
Не дав мне допить мой напиток, Луи поволок меня в свой кабинет, попутно давая едва заметную команду своим парням, чтобы те не пускали никого в левое крыло, где находились туалеты и чуть поодаль кабинет Луиджи. Резко припечатав меня к стене, он сжимал мои плечи своими руками. Я чувствовала, как его пальцы впиваются в мою кожу. Он тебя просто запугивает, Андреа!
Но все мои успокаивающие мысли улетучились, когда я увидела летящую в мою сторону ладонь. Я съежилась и зажмурилась, ожидая новую порцию боли, но почувствовала лишь нежное прикосновение тыльной стороной ладони к своей щеке. Он успокаивающе гладил мое лицо.
— Ты боишься, — прошептал мужчина. — Почему же ты вечно испытываешь судьбу? Почему ты не можешь быть такой же робкой, как Лиз?
— Лучше получать прутьями по спине, чем быть такой, как твоя жена.
— Глупая девочка, — прошептал мужчина. — Куда только смотрит мой брат.
Луи отвел глаза в сторону. Он отпустил меня и облокотился на свой стол. Я прекрасно помнила события, произошедшие в этом кабинете. Я помнила окровавленные руки главы парижской мафии, помнила красные отметины на своих руках, оставленные Стефано.
Сейчас я смотрела на задумчивого Луи, и не чувствовала прежнего страха. Я признавала свое нездоровое притяжение к нему, но могла держать себя в руках. Он — волк в овечьей шкуре. Под маской простолюдина (богатого простолюдина) скрывалась не такая уж и тайная группировка бандитов. И этот мужчина с руками хирурга, прямым аристократичным носом и глазами цвета шоколада, был во главе всего. Его силовики — лишь оружие в его руках, как я — оружие в руках Стефано.
— Твой брат мне доверяет. — Встала на защиту мужа я, но в ответ я услышала лишь хмыканье. — Ты даже не представляешь насколько.
— Настолько, что позволяет своему отцу-тирану избивать его жену. — Возразил мне Луи. — Я не виню Стефано. Нашему отцу и я не могу дать отпор. У этого человека слишком много власти. Но ты! — Он вскочил на ноги, тыкая в меня пальцем. — Ты! Неужели нельзя просто следовать правилам?
— Я следую! — Закричала в ответ я. — А ты не думал, что ненависть твоего отца ко мне не из-за моего поведения?
— Ну конечно! — Взревел он с новой силой. — Твой никчемный папаша даже это не смог сделать! Отдал тебя, как кусок мяса!
— Это был не мой выбор!
— Я знаю! — Он ударил кулаком в стену, в сантиметрах от моего лица. — Знаю!
Мы не выносили общества друг друга. Нас бросало из крайности в крайность. То мы дурачимся, словно дети, то ругаемся, чуть ли не до драки, то держим дистанцию сродни ледяной скале.
— Езжай домой, — я всхлипнула и отвернулась от мужчины. Слезы жгли глаза, но я держалась, чтобы не заплакать при нем. Обвинить меня в том, что я оказалась жертвой из-за своего отца, было полнейшим абсурдом. Но противостоять подвыпившему Луи было просто невыносимо. Он не слышал меня. — Элизабет наверняка волнуется.
— Ты же терпеть её не можешь, — он остановил меня, взяв за руку. — Тебе должно быть все равно, волнуется она или нет.
— Мне все равно. — Честно ответила я, чувствуя, как эмоции с новой силой вырываются наружу. — Мне приятно, что ты назвал клуб в честь моей малышки.
— Изначально у него было другое название. — Его рука все еще держала мою. Отвлекшись на это, я не заметила, как мои слезы уже лились по моим щекам. — И оно мне нравилось больше.
— Какое?
Он большим пальцем стирал мои непрошенные слезы. Он уже был спокоен, словно не было минутной громкой ссоры. Мы не были нормальными. Он не должен был так обращаться со мной. Не он должен стирать слезы с моих глаз, не он держать за руку. Опомнившись, я отдернула руку немного резко, чем вызвала огорчение в глазах мужчины.
Он хищно улыбнулся:
— Булочка.
Я вспомнила, как называла мою теплокровную Элизабет и громко фыркнула.
— Как хорошо, что сменили название. Клуб «Булочка» как-то не подходит главе мафии. — Я открыла дверь, прощаясь с мужчиной.
Я пошла пешком. До моего дома было несколько кварталов, но это не остановило меня. Мне нужно было больше воздуха. За весь день, что я провела вместе с Луи, я чувствовала нехватку кислорода.
Я ввязалась в пучину мести и жестокости. Я не по своей воле оказалась птицей в клетке, кованной золотыми прутьями. Я не по своей воле оказалась в центре развивающейся расправы Стефано. Его злость и обида годами росли внутри мужчины и сейчас настало время повернуть все это в сторону родного брата и отца. Я хотела помочь ему расправиться с отцом — этот мужчина заслуживает самой жестокой смерти, но Луиджи… Внутри себя я знала, что этот мужчина любит своего брата, и, возможно бы принял его таким, какой он есть, но верил ли в это сам Стефано? Очевидно, что, если и верил, что зашел слишком далеко. Его подготовленный план не мог рухнуть от братской слабости.
Мы не выбираем свою судьбу, будучи младенцами. Мы не выбираем, в какой семье родиться. И смотря на отношения братьев и их отца, я понимала — лучше родиться в бедной, но любящей семье, где с моментов взросления выбор все больше и больше оставался бы за тобой. За деньгами и властью чаще всего следует полное отсутствие выбора. Хотел ли Стефано стать таким? Какая бы жизнь сложилось у него, будучи он сыном простого работяги? Хотел ли Луи такой власти? Она слишком соблазнительна, чтобы отказаться от нее, но в то же время, власть — яд. Она поглощает тебя с головы до ног, проникая в сердце. Она губит и возвышает одновременно. Многих хороших богатых людей вы знали? Я ни одного. Даже мой любимый дедушка, при жизни был скверным человеком, но любящим семьянином. Хотя и такой любящий семьянин отдал замуж свою дочь за того, у кого в кармане был не один миллион долларов.
Я шла неспешно по тротуару, не замечая проезжающие машины. Мне было все равно на окружающих. Меня душила обида. Почему в ситуации с отцом Луиджи обвиняет меня? Почему он не видит всей правды? Почему не хочет слышать?