Я улыбнулась. Моя улыбка получилась вымученная, потому что все мысли были о предстоящей свадьбе, о Хрум-Хрум и этой избалованной мегере. Если она мне не нравилась до сегодняшнего дня, то сейчас я её просто ненавидела.
— Кстати, как ты оказалась рядом с Луи? — Шепотом спросила меня подруга, искоса поглядывая на моих родителей. Те стояли в дверном проеме, и все еще разговаривали с врачом. Теперь к ним присоединилась и Луиза — мама Моники и Хосе.
— Я поехала в питомник. Увидела там Хрум-Хрум. А пока я находилась рядом с ней, появился и Луижди вместе с женой. Эта стерва назвала мою теплокровную Булочкой!
— Может, у нее проблемы с мучным. Ну, знаешь, модели не едят мучное, сладкое, вот она и восполняет углеродный баланс.
Такое предположение подруги вызвало у меня улыбку. Я хотела ответить ей, но меня отвлек голос мамы:
— Милая, мы оформлять выписку, а ты лежи, отдыхай. Через час мы заберем тебя.
Мама посмотрела на моих друзей, вопросительно изогнув бровь. Моника, чуть зардевшись от того, что она так по-хозяйски развалилась на койке, улыбнулась и в один голос с братом ответили:
— Мы останемся, сеньора Моретти.
Мама усмехнулась и повернулась в пол оборота в коридор, выкрикивая Луизе:
— Лу, слышала, твои дети такие сплоченные! Золото! — Она пристально наблюдала за Хосе, оценивая истинные причины его такого поведения. Меня бесила её глупая ревность, которая появлялась сразу, как только он касался меня. Сейчас же я видела искреннее беспокойство матери.
Ответ женщины вызвал у меня новую волну смеха. Моника прикрыла рот рукой, а второй показывала кулак брату, тот, в свою очередь, делал тоже самое.
— Это золото в машине по дороге сюда, чуть все стекла не повыбивали. И не скажешь, что взрослые.
— Счастье, Лу, когда твои дети всегда для тебя маленькие. — Она грустно улыбнулась, глядя на меня. — Еще увидимся, дочка.
Она закрыла за собой дверь. Хосе тут же поднялся с колен и сел рядом со мной на койку. Будучи все еще обиженной на него, я отодвинулась подальше настолько, насколько это было возможно. Поняв это, Хосе тяжело вздохнул и опустил голову.
— Прости меня, Андреа, — он накрыл мою ладонь своей, но я отдернула ее. — Я идиот, согласен. Сказал, не подумав.
— Ошибочка, — я почти шептала, но была уверена, что меня слышат оба. — Как раз об этом ты и думал. Ты же не занимаешься боксом, но в последнее время слишком часто у тебя стали чесаться руки. — Я закрыла лицо руками и издала сдавленный вой. — Господи, я была такой слепой. Ты же мне сам обо всем рассказал!
— Андреа, — начал было мой друг, но я вскинула руку, ладонью останавливая его поток слов.
— Одного не могу понять, — я потерла лоб, встречаясь с расстроенными глазами подруги. — При чем тут моя мать?
— Я взрослый мужчина, Андреа, — тихим голосом ответил он, — а она красивая женщина. Мы слишком часто находились под одной крышей. Так вышло, что понравились друг другу, и завязались отношения.
— А я? Какова моя роль во всем этом фарсе?
Глаза защипало, а в горле стало саднить от притока слез. Я держалась до последнего, стараясь не разреветься, и заметив мои мокрые глаза, подруга резко притянула меня к себе и стала успокаивающе поглаживать по спине и волосам.
— Т-ш-ш, милая, тебе нельзя нервничать. Если тебе станет легче, я таких люлей всыпала! Я даже с ним не разговариваю, веришь?
Я покачала головой, все еще упираясь лбом в её грудь. Девушка беззвучно рассмеялась. Я тоже улыбнулась, хотя мне больше хотелось плакать.
— Это правда, — снова подал голос Хосе. — Она устроила мне бойкот. Правда перед этим хорошенько отлупила, даже синяки остались.
— Тебе скоро тридцать, а тебя лупит младшая сестра.
Это замечание было шуточным, маленьким хрупким навесным мостиком для наших дружеских отношений, если, конечно, после сегодняшнего инцидента они существовали. Я чувствовала ту стену, возведенную мною между нами с Хосе. Я понимала, что теперь, когда я знаю о чувствах мужчины, я не смогла бы быть с ним такой же откровенной. Одна фраза изменила все. Одна фраза разрушила нашу дружбу и ранила меня до глубины души.
— Это было помутнение рассудка, — опустив глаза в пол, продолжал оправдываться друг, вызывая во мне новую волну раздражения. — Я не хотел тебя потерять.
— В тренажерном зале ты говорил совсем о другом. — Я сжала ладони в кулаки. — Если у тебя было помутнение, то я была трезвой.
— Я хочу взять свои слова обратно.
— Я свои слова забирать не собираюсь. — Я отвернулась от него и посмотрела на подругу. Моника лежала поникшей, глаза были на мокром месте, и мне стало жаль её, но больше всего мне было жаль себя. — Я позвоню тебе. — Эта фраза была брошена подруге. Потом я снова посмотрела на Хосе и ответила уже ему. — Я поговорю с папой. Ты больше не мой телохранитель.
— Андреа, — его голос был полон горечи, но я не повелась на это.
— Пока, Хосе.
Моника, кряхтя, поднялась с кровати, не забыв толкнуть брата в плечо. Когда они уже вышли из палаты, я услышала злой рык подруги.
— Взрослый мужик! Как можно было себя так повести?!
— Заткнись, Мон. И без тебя тошно!
— Придурок!
Голоса стихли, и я закрыла глаза, а услышав снова звук открывающейся двери, подумала, что друзья что-то забыли, но на пороге стоял Луи, мрачнее тучи. Он, словно лев в вольере, приблизился ко мне и сел на стоявший рядом с койкой стул. Он молчал, и я молчала. Мне было спокойно в его присутствии, и я уповала на то, что именно этот мужчина привез меня в больницу. Я на мгновение забыла, кто он на самом деле и позволила себе украдкой любоваться его лицом.
— Всего рассмотрела? — Я вздрогнула и опустила взгляд на свои руки.
Зачем он здесь?
— Ты рассказал Стефано?
— Он только прилетел в Вашингтон. Но я написал ему. — Он откинулся на спинку стула.
Все его тело, все его движения кричали о его величии и огромной власти в его руках. Он смотрел на окружающих так, словно они все принадлежали ему, и на меня он смотрел так же. Я поежилась и стушевалась.
— Стефано говорил, что ты хочешь учиться на юриста. — Ровный голос эхом доносился до меня.
— Да. — План моего будущего мужа всплыл в моей голове. — Хочу.
— Ты же знаешь, что женщины в нашей семье не работают? — Я подняла свои карие глаза на него. Его взгляд был тяжелым, но я выдержала его.
— Знаю.
— Тогда зачем?
— Затем, что я хочу что-то представлять из себя. — Я чуть приподнялась. — Затем, что я хочу быть не просто трофейной женой.
Он молча кивнул. Я легла обратно, пытаясь медленно выдернуть из руки иголку, но пронзающая боль не давала мне это сделать. Я поморщилась.
— Просто резко выдерни.
— Больно, — я захныкала, как маленькая.
Мужчина поднялся, обошел койку и нагнулся ко мне. Меня снова окутал аромат его парфюма, и я сделала глубокий вдох, пытаясь запомнить его. Кофе. Он пах кофе, и этот запах меня опьянял. Он пристально всматривался в мое лицо, а я, затаив дыхание смотрела в его черные, как бездна, глаза. Легкая боль прошлась по моей руке, и я невольно вскрикнула. Луи отстранился и выпрямился.
— Теперь больно?
— Нет. — Я мотнула головой и удивилась. Какая же я глупая!
— Я рад, что все обошлось.
Он направился к двери. Взявшись за ручку, он развернулся в пол оборота ко мне.
— Мне не нравится, что этот пес крутится около тебя.
— Через месяц я стану женой Стефано и уеду из Италии. Нет причин для волнения.
— Я не волнуюсь, — резко ответил мне глава мафии и вышел из палаты. — Я злюсь.
Уже дома, когда родители привезли меня домой и уложили в пастель, я битый час слушала причитания матери, а когда силы и нервы женщины иссякли, на смену ей пришел отец. Он сидел на краю моей кровати. Вид мужчины был потерянным.
— Я что-то упустил?
— Мое мнение, например? — Съязвила я, чем заслужила укоризненный злой взгляд.
— Твоя мать не замечает того, что происходит у нее под носом, но я видел глаза Хосе. Он бросался на Луижди, готовый разодрать его на куски.