— Если бы армия Северной Вирджинии вела свою кампанию таким же образом, как Сенат ведёт обсуждение, она бы звалась армия Потомака генерала Макклелана, — сказал Маршалл.
Ли коротко хохотнул, застигнутый врасплох.
— Не могу сказать, что вы неправы, сэр, но это неверный способ вести дела, как для нормальной армии, так и для нормального правительства.
— Господин президент, голосование точно должно состояться в течение ближайших нескольких дней, — сказал Маршалл.
— Должно? Об этом говорят уже неделями, а дебаты всё продолжаются, продолжаются и продолжаются. — Ли прихлопнул ладонью стопку свежих ричмондских газет. — А эту… эту болтовню продолжают печатать.
Маршалл сочувственно приподнял бровь.
— Всё настолько ужасно?
— Ужасно? Жаль я не завзятый матершинник, вроде генерала Форреста, тогда бы я смог адекватно описать свои чувства.
Ли снова хлопнул по стопке. Каждый аргумент, что Юг выдвигал в поддержку рабства за последние годы, снова всплыл на поверхность при обсуждении в Сенате… и на страницах газет. Аргументы, взятые из «Политики» Аристотеля, шли бок о бок с отсылками к Книге Бытия и её осуждению детей Хама. К этим двум добавлялись современные, якобы научные тезисы, в которых чернокожих сравнивали с большими человекообразными обезьянами и якобы доказывали, что они хуже белых.
По сравнению с этим, контраргументы, представленные в газетах сторонниками закона Ли, выглядели слабовато. Сенаторам приходилось вести себя осмотрительно, не высказываться, словно доморощенные фанатики-аболиционисты. Основная масса их публичных заявлений основывалась на свидетельствах последних лет, свидетельствах, которые доказывали, что негры несколько отличаются от того, как их представляли прежде. Будь самбо[130] беспомощны, говорили они, разве смогли бы они стать сначала солдатами, а затем и мятежниками, столь опасными, что эмансипация уже существовала де-факто на обширных землях Конфедерации? Ответ, очевидно, нет, заключали они.
Однако их противники обращали этот ответ против них самих. Ежели негр мог стать солдатом и опасным мятежником, так зачем вообще давать ему какие-то послабления; наоборот, надо ещё сильнее ужесточить над ним контроль.
Настоящая трудность в том, что половину доводов в поддержку Ли нельзя было оглашать публично. Его сторонники могли ссылаться на ривингтонцев, могли указывать на убийства, к которым они прибегли, чтобы принудить правительство Юга отказаться от любых шагов в сторону эмансипации, а когда эти убийства не привели к желаемому результату, они взбунтовались. Некоторое время такой подход срабатывал.
Однако этого было недостаточно. Ли не хотелось, чтобы уроки истории будущего вышли на страницы северных и английских газет. Эти секреты являлись тузом в рукаве против амбиций стран, более крупных и более могущественных, нежели Конфедеративные Штаты.
Если этот секрет раскроется… В последних сообщениях с полей сражений в Канаде утверждалось, что США начали использовать винтовки, созданные по образцу АК-47. Это тревожило Ли. В один прекрасный день, Соединённые Штаты могут захотеть развязать войну отмщения против Конфедерации. Если так, ему хотелось, чтобы закапываемые мины и орудия с бесконечными патронами как можно дольше оставались в тайне, чтобы получше удивить агрессора. Оглашение знаний из будущего только ухудшит ситуацию. Следовательно, в общественном поле, его сторонникам приходится следить за языком.
Ли вздохнул.
— С началом Второй Американской Революции, наши отважные южане утверждали, что смогут одолеть Север с одной рукой, привязанной к спине. Мы уяснили, что это оказалось далеко не так. Теперь же я гадаю, сможем ли мы провести закон с рукой, привязанной к спине.
Он пояснил Чарльзу Маршаллу смысл сказанного.
Адъютант задумчиво поджал губы.
— Если единственным способом завоевать популярность законопроекта будет оглашение всех фактов, вы согласны так поступить?
— В этом-то и есть проблема! — воскликнул Ли. — Должен признать, в подобном ключе я никогда об этом не думал. Что важнее — безопасность государства или справедливость в отношении его жителей? — Он обдумывал этот вопрос три или четыре минуты, после чего продолжил: — Полагаю, сэр, ответ будет отрицательным. Едва тайна раскроется, она раскроется навсегда, и упрятать её обратно уже не выйдет. Однако ежели мой закон провалится на этой сессии Конгресса, его можно будет представить вновь на будущих сессиях, и однажды, он обязательно будет принят. Что скажете?