Сперва про Сашу и про его ответственное задание, что вот вернется с победой, и все заживут новой счастливой жизнью.
Но до победы еще далеко.
А во все времена и во всех больших войнах, подруги героев помогали своим мужьям в их ратной борьбе.
Богатырки Брумгильда с Кримхильдой – те брали мечи и вставали спиной к спине со своими Зигфридами и Хагенами, и наши, тоже – взять хоть и кино про Александра Невского, которое как раз вчера показывали по внутреннему кабельному телевидению Ставки? Василису Буслаеву помнишь?
И на Великой Отечественной Войне так было, и теперь…
А у разведчика – у него своё специфическое поле битвы.
И жена разведчика тоже, должна быть готова к тому, чтобы помочь мужу. Помочь своей Родине…
Разве не так?
В общем, дошли потихоньку до главного.
Надо бы Кате вернуться к Ходжахмету.
Саша сообщил оттуда, что так надо.
И не просто вернуться, чтобы быть там в залоге, но вернуться именно в качестве Ходжахметовой жены.
Неформальной, а настоящей его жены.
– А как же Саша? – спросила было Катя, но тут же пожалела об этом, устыдившись своего глупого вопроса…
Ну да…
Он же сам и предложил…
Он же сам и договорился с Ходжахметом.
– Но если ты не поедешь, – твердо сказал Богданов, – Сашке отрежут голову, а мы проиграем эту последнюю нашу войну.
И Катя вдруг поняла, что именно от нее, именно от них с Сашкой и зависит теперь общая судьба обитателей Ставки.
Да что там Ставки – бери выше!
– А Сан-Саныч? – спросила Катя.
– А Сан-Саныч тоже солдат нашей армии, – ответил Богданов, – знаешь, как в восемнадцатом веке в гвардию зачисляли сразу по рождению, как того же Пушкинского Петрушу Гринева!
– И он? – в волнении спросила Катя.
– Он у нас останется, нам тоже нужна гарантия, понимаешь?
Все понимала Катя.
Она понятливая была.
Оттого Саша Мельников на ней и женился.
Теперь в посольской миссии своего мужа, Катя исполняла роль некой Верительной грамоты. …
3.
– Верительные грамоты вручены, экселенс! Настала пора серьезного и доверительного обмена информацией, – сказал Саша.
– Да, – кивнул Ходжахмет, – я как раз собирался объяснить тебе некоторые позиции в новой парадигме нашего мира.
Они сидели на открытой веранде рыбацкой хижины Ходжахмета, обставленной в Хемингуэевском стиле. Хижина представляла собой современное бунгало, расположившееся на оконечной части сильно вдававшегося в море низкого, почти пустынного мыса. Несколько пальм возвышались над плоской крышей одноэтажной хижины, давая некоторую тень, и напоминая Саше нечто уже виденное, толи на открытках, рекламировавших курорты далекой Кубы, толи в фильмах с Ди Каприо о райских островах и дико растущей индийской конопле.
– Я где то видел твоего стюарда, – сказал Саша, когда слуга, одетый в белый пиджак с одним серебряным погоном на левом плече, поставив перед господами стаканы с ледяной кока-колой, удалился к себе в свой бар – Да, это артист одного из питерских театров, – кивнул Ходжахмет, – его фамилия Лжедмитриев, я его специально привез сюда, чтобы он служил мне здесь.
– Ты поклонник театра музкомедии? – удивился Саша.
– Да нет, – пожал плечами Ходжахмет, – просто он мой физический отец.
Помолчали.
Каждый о своем.
– Так вот, – спохватился Ходжахмет, – я расскажу тебе по порядку, как мы пришли к получению ключа времени.
– Я весь самое благодарное внимание, – кивнул Саша, – слушаю тебя с интересом.
– Начну с чистой теории, – сказал Ходжахмет, делая глоток ледяной кока-колы, – Время становится пластично изменяемым при трех условиях. Первое, это скорости, близкие к скорости света, и это явление тогда еще только на уровне так называемого парадокса времени, было теоретически открыто Эйнштейном.
В знак понимания Саша молча моргнул глазами.
– Но управляемым процесс изменения или как мы теперь говорим, пластификации времени, становится возможным только при введении в формулу понятия о количестве информации.
Ходжахмет испытующим взглядом поглядел на Сашу.
– Я пока не понимаю, – признался Мельников.
– О-кей, я постараюсь объяснить. Помнишь у Фауста, – остановись мгновенье?
– Ну, помню.
– Не ну! Просто Гете уже кое-что знал.
– Что знал? – спросил Саша.
– То, что ключ можно взять и там и там.
– Не понимаю.
– А что тут понимать? – усмехнулся Ходжахмет, – третья компонента, это нравственный знак, и он может быть как положительным, так и отрицательным, это зависит от того, у кого находится ключ. У дьявола, у которого Фауст брал ключ, нравственный знак один, а у Ангелов Божиих, знак полярно противоположный, так что можно найти ключ и там и там, но важно обязательно сделать выбор и обладание одной лишь информацией ничего не даст.