Хабибулла складно так говорил, и все в самую точку.
Он неторопливо перебирал четки и все жевал свой наркотик.
А искры от костра взметались в бескрайнюю высь черного афганского неба, где звезды были близко-близко.
Оттого, наверное, что здесь горы. А с гор – ближе и к звездам, и к Богу.
– У нас с тобой и Бог один, Володя, потому как твои предки верили в Иисуса, а это наш пророк Иса, и мы его чтим. И нет Бога, кроме великого Аллаха, и Магомет пророк его! Прими и ты Ислам, и станешь мне братом. Будешь в лагере бойцов учить, много денег заработаешь, девушку молодую шестнадцать лет девственницу мы тебе в Пакистане в Карачи найдем – персик! Купишь себе и дом с садом и с бассейном, и ковры в нем будут, и зеленый сад, и еще двух жен впридачу к первой возьмешь – девушек юных – семнадцати лет, с черными глазами большими-большими… Машину купишь себе – японскую. Не эту вашу Жигули, на которую тебе на заводе десять лет копить надо… …
Принял Вова Ислам.
Принял и стал Ахметом.
В лагере его поставили сперва преподавать подрывное дело.
Для него это была наука нехитрая.
Еще в учебке и с тротиловыми шашками, и с пластидом, и с детонаторами всех типов и видов поработал.
И фугасы закладывал, и накладные заряды из тротиловых шашек делал, и просто одной лишь скруткой из ДШ**** умел столб перешибить.
ДШ**** – детонирующий шнур – подрывное устройство в виде шнура, заполненного взрывчатым веществом, применяется для ОДНОВРЕМЕННОГО подрыва нескольких фугасов или накладных зарядов.
Появились у него и друзья и наставники.
Хабибулла, ставший Вове восприемником – часто на операции уходил в горы, и в лагере Вова-Ахмет общался теперь, в основном, с Керимом – американским инструктором – тоже мусульманином из американизированных пакистанцев, да с имамом Набиуллой. Оба по русски говорили весьма сносно.
Имам принялся учить новоиспеченного Ахмета арабскому языку и основам мусульманской культуры, а Керим учил языку пушту и вообще вел с Вовой-Ахметом душеспасительные беседы. О будущем мира, об Америке, о роли исламских стран, о будущей счастливой жизни мусульманина Вовы-Ахмета… Эти разговоры случались по ночам.
А днем.
А днем, Вова-Ахмет, одетый теперь по моде – в американскую куртку морпеха, в камуфляжные шаровары, заправленные в высокие брезентовые шнурованные ботинки, с платком-хеджабом на голове и в черных светозащитных очках – выходил на их небольшой полигон, куда командиры десятками приводили юных новобранцев, рекрутированных по горным аулам.
Большинству мальчиков едва исполнилось шестнадцать.
Смуглые.
Худенькие.
В халатах, а некоторые в русских телогрейках. Кто и босиком, при том, что по ночам здесь были морозы до минус десяти.
Только глазки черные сверкают, да улыбки белозубые!
И откуда только эта дентальная свежесть у них бралась? У нации, у племени, не знавшей ни зубной щетки, ни пасты КОЛГЕЙТ…
Керим или Набиулла по очереди сперва работали при Вове переводчиками.
А через пару месяцев, Вова уже и без переводчиков стал обходиться.
На смеси узбекского и пушту ловко объяснял несовершеннолетним рекрутам – как закладывать фугас, как подсоединять к подрывной машинке провода, идущие от электродетонаторов, как соединять накладные заряды в один, с помощью детонирующего шнура… Объяснял и показывал, как сделать запальную трубку из обычного детонатора и куска ОШ*****, как сделать и как поставить инициирующий заряд из стандартной двухсотграммовой шашки с запальной трубкой…
Сопливые рекруты скалились и всякий раз принимались хохотать, когда Вова коверкал слова.
Но старались.
Писать не умели – конспектов, как это было принято в Советской учебке – не вели, по причине неграмотности своей, но подрывное дело схватывали не хуже иных советских сержантов.
И главное – ничего не боялись.