Катюшка еще попросила, мол не забудь йогурт с черносливом и грецкие орехи… Она в Интернете прочитала, что для формирования лактации, в смысле для груди и для молока маленькому – нужно было теперь много орехов есть.
Вот и купил орешков!
Впрочем – сам виноват.
Если бы не задержался с ребятами из охраны возле их телевизора – из-за футбольного финала, то успел бы проскочить, и был бы теперь с рядом Катькой.
Сам виноват – все из-за футбола.
Думал – ничего страшного, посмотрю, мол, финал до конца, а потом по пустому шоссе как припущу под сто двадцать!
А оно это самое – как раз во время футбола то и началось…
И откуда только они взялись черти эти?
Эти черти…
Саша внутренне разрывался.
С одной стороны – по инструкции, в случае подобного катаклизма он должен был немедленно связаться с полковником Цугариновым из резервной ставки.
Но Катюша!
Разве мог он оставить Катюшу – там в дачном поселке одну-одинешеньку, да еще и беременную?
Ведь она то его не оставила одного, когда после ранения в Чечне он лежал в госпитале в Ростове?
Тогда… … …
Саша уже на второй день смог наверное разобраться, что черти были в основном двух групп. Южане и китайцы. Причем, между собой черти не воевали. У них между собой даже велся некоторого рода бизнес. Они активно менялись группами рабов, устраивали рынки и торжища.
Ему -Саше, как опытному в свое время армейскому разведчику – его интуиция подсказала – самому прикинутся как бы ихним… Это-то пока и спасало его до поры, именно поэтому на вторые сутки апокалипсиса и удавалось ему не только оставаться в живых, но и не быть среди тех, кого согнав в колонны, словно рабочий скот, гнали теперь на юг – на плантации Леонкарани и Апшерона.
Ах, как пригодились Саше те полста слов, что он умел выговорить по-азербайджански.
Теперь свои светлые волосы он надежно прикрыл зеленой тюбетейкой, снятой с какого-то убитого им чертенка… На глаза – темные очки… Лицо затемнил бабским кремом для загара, найденным в разбитой витрине какого-то бутика, да и двухдневная щетина – все это теперь делало его похожим на этих, на чертей…
– Эй, постой, брат, ты куда идешь? – по русски окликнули Сашу на перекрестке.
Трое вооруженных автоматами чертенят изображали здесь некое подобие блок-поста.
– Я в Клин еду, брат, – добродушно и вместе с тем как можно более развязно, ответил Саша, – там у одного неверного жена живет, мой отец за ней послал, своей наложницей ее сделать очень хочет.
– Ты скорей поезжай, брат, – осклабясь ответил старший поста, – всех хороших баб уже почти разобрали, теперь русская баба хороший товар, на юг много отправляем теперь.
– Только бы Катюша догадалась спрятаться в погребе, только бы Катюша догадалась! – твердил Саша.
Он звонил ей сразу после того, как все это началось. Звонил – она сперва трубку мобильного не брала. А потом, примерно через час и вовсе все мобильные отключились.
– Только бы она догадалась в погребе спрятаться, только бы догадалась! ….
А Рублевку, Жуковку и Барвиху – грабили организованно.
Жирная добыча не терпела дилетантизма.
Самодеятельные малочисленные группы сразу напарывались здесь на сопротивление хозяев коттеджей и покуда верной им охраны, либо обстреливались и оттеснялись хорошо сбитыми и организованными командами мусульман.
Азиз с его отрядом должны были занять десять участков с коттеджами в поселке Знаменское – от Шоссе до Москва-реки и вдоль Москва-реки до улицы Дачной.
Ходжахмет, когда давал Азизу задание, велел никого не упустить, чтобы ни одна душа не прошмыгнула – не убежала, каждый русский на этих дачах – ценная добыча.
И чтобы все дома и все вещи в них в цельности были, чтобы ни китайские банды, ни вьетнамские, и тем более никто из самодеятельных русских бандитов – никто чтобы не посмел посягнуть на собственность, которая теперь по решению Совета полевых командиров принадлежала Ходжахмету.
Из гаража первой же дачи, в которую вошел отряд – номер сто семнадцать по Московскому шоссе, их обстреляли. Огонь вели еще и из второго этажа жилого коттеджа.
Из охотничьего, из помпового стреляли. И из пистолета. Но это же детские игрушки – дробовик против двух десятков автоматов с подствольниками!
Обезоруженные незадачливые охранники уже через десять минут сперва лежали уткнувшись боксерскими лицами в газон, а потом, спустя пол-часа понуро потопали во вновь-сбитой группе пленных, охраняемые четверкой совсем юных черноглазых конвоиров. …
– Ты гляди, какой баба сочный, как твой персик! – прицокивая языком и вращая глазами, говорил Файзиль, выводя под очи Азиза молодую женщину, скорее всего – хозяйку коттеджа, – а этот пацаненок ее, шакал, кусается еще!