Выбрать главу

И почему ни Сталин, ни Гитлер не боялись подпускать к себе в ближний круг вооруженных людей? Гитлер даже после покушения Штауфенберга в сорок четвертом, не велел охране отбирать пистолеты у тех офицеров, что прибывали с фронта для вручения им "рыцарских" крестов.

– Так что вы имели в виду, когда говорили, что тридцать седьмого года не будет?

Они сидели в большом рабочем кабинете вождя на его Кунцевской даче.

Шел дождь.

Олег приехал из Рассудова с накопившимися делами, которые требовали резолюции "самого".

– Я думаю, что целесообразно будет организовать показательный процесс над теми изменниками, что развалили созданное партией Сталина и завоеванное в Великой Победе советского народа, – ответил Олег.

– Это правильная мысль, – кивнул Сталин пососав пустую трубку.

Врачи не советовали ему курить, когда он болел.

– Это правильная и хорошая мысль, внутренних врагов необходимо судить нашим советским судом.

Олег вздрогнул.

Он уже предвосхитил то, что дальше скажет вождь. Каков ум! Каков государственный гений! Ведь только позавчера Олег показал им – Сталину, Молотову и Берии фильм о Нюрнбергском процессе. И они молча, два часа не проронив ни слова, глядели в небольшой экран Олегова ноутбука.

И вот уже сегодня вождь принял решение.

Вот сейчас он скажет об этом.

Вот сейчас.

– И я считаю, что над главами тех режимов, что виновны в преступлениях перед свободолюбивыми народами Югославии и Ирака, тоже необходимо организовать процесс, – твердо сказал Сталин. И добавил, сделав жест рукой, будто ставя точку, – международный процесс.

– В Гааге, – уточнил Олег.

– Можно и в Гааге, – кивнул Сталин.

– А государственными обвинителями Вышинский и Руденко? – спросил Олег.

Вождь еще пососал свою пустую трубку, потом недовольно сунул ее в карман и вернувшись к письменному столу, вымолвил с сильным грузинским акцентом, – товарищу Вышинскому мы поручим обвинение на открытом процессе здесь, в Москве, а товарищ Руденко поддержит обвинение на международном процессе в Гааге вместе с этой дамой, как бишь её?

– Карлой дель Понта, – подсказал Олег.

– Вот – вот, – кивнул Сталин, усмехнувшись в рыжие усы. …

Моберы, моберы, моберы…

Когда Олегу понадобился "усилитель" молитвы, он вспомнил о флэш-моберах.

Кому понадобилось организовывать эту с первого взгляда – вроде как бы и безобидную игру?

Постоянные посетители Интернета читают там вроде как невинные объявления – участников следующего собрания флэш-моберов просят явиться такого то числа, в такое то время, к такому то месту… Все происходит совершенно анонимно. Ни у кого не спрашивают документов, и нет никаких членских билетов или списков организации… Просто ты читаешь приглашение придти на встречу – и приходишь…

И таких как ты – является порой до нескольких сотен… Да что там сотен? Порой, таких анонимных добровольцев является на хэппенинг до нескольких тысяч человек зараз!

Ведь придумал же кто то!

Приходите завтра к Дому книги в восемнадцать сорок пять, и каждый пришедший, должен повязать на рукав голубую ленточку… А когда на часах будет восемнадцать сорок восемь, всем надо прокукарекать три раза и потом всем резко разойтись по своим делам – кому в университет, кому в офис на работу, кому – домой.

Собралась тысячная толпа за пару минут, прокукарекала и в минуту разбежалась.

Это и называется флэш-мобом…

И глупые студиозы – играют.

И не задумываются над тем – а кто ставит в Интернете такие объявы?

И зачем эти тренировочные сборища?

Не затем ли, чтобы однажды собрать всех для чего то очень страшного?

Или утильно-полезного…

Олег вспомнил про моберов, когда подумал, что для усиления молитвы ему может понадобиться наёмный хор.

Этакая искусственная соборность.

Ведь кроме молитвы – ему не известен никакой иной способ обращения к Богу.

А чтобы усилить эту молитву, ее необходимо сделать коллективной.

Ее необходимо спеть многотысячным хором…

И почему бы не вложить условные слова в уста этих…

Моберов? …

– Сколько тибетских монахов в вашем усилителе? – спросил Ольгис.

– Две тысячи сто сорок три, – с немецкой точностью ответил группенфюрер Поль. ….

5.

Олег предложил Будённому сыграть во взятие Варшавы.

Как родилась эта идея?

А просто Олегу стало вдруг жалко усатого маршала, когда Сталин при всех неожиданно взял, да и обидел его. Обидел в привычной для вождя манере. Грубо ткнуть метким ядовитым словечком, зная наверняка, что словечко это попадет в самое больное место души. И разумеется – будет проглочено. Молча проглочено. А для военного, да тем более – для крупного военачальника с больным самолюбием – такие безответные обиды ох как болезненны!

Это случилось как раз во время совещания высшего военного комсостава, на котором Олег докладывал маршалам и генералам армий о перспективах изменения тактики и стратегии в будущих войнах. Застывшим в изумлении генералам Олег показывал фильм о ракетных войсках стратегического назначения, о ядерных зарядах, об испытаниях атомных бомб, о массовых высадках десанта с выброской тяжелой броневой техники с огромных транспортных самолетов, о реактивной сверхзвуковой авиации, об атомных подлодках, об авианесущих крейсерах…

И Буденный тогда не удержался, воскликнул, потеряв контроль, – эх, нам бы в двадцатом под Варшавой таких танков да самолетов!

А Сталин ему на это и бросил обидное, де, – тебе плясуну что ни дай, ты бы и с атомной бомбой полякам бы войну профукал… Плясун!

Злой был Сталин на Буденного за какую то там историю.

Вот и стало Олегу жалко маршала.

Сперва пригласил его после совещания поиграть на бильярде, а потом и предложил, а чё нам бильярд к черту! Пойдем что ли Варшаву возьмем!

С пригорка, возле хутора Чарновий Край, уже были видны предместья столицы.

Слева из-за леска выглядывала островерхая колокольня костела Святой Катрженки Чарновицкой. Справа, возле реки – белели каменные сараи с мельницей.

А впереди, под пригорком – открывалось широченное поле, засеянное желтым рапсом.

– Подходяще? – спросил Олег Семена Михайловича.

– Подходяще, кивнул Буденный.

И два маршала уселись на в миг поднесенных адъютантами складных брезентовых стульчиках.

На таком же складном столе для порядка расстелили карту-трехверстку.

Именно такая в далеком двадцатом имелась у командарма Первой конной.

Поверх карты, чтоб не загибалась на ветру, поставили две пары пива, поллитровку "столичной", тарелку с отварными креветками и пару больших вяленых лещей.

– Ну что, Семен Михайлович, начнем, что ли? – спросил Олег.

– Начнем, пожалуй, – ответил Буденный, беря поллитровку и ловко отдирая алюминиевую бескозырку.

– Вон там, – Буденный показал пальцем в сторону мельницы, – вон там, мы батарею трехдюймовок поставим, а вон там, – он махнул рукавом с большой на нем красною маршальской звездой в сторону костела, – вон там за лесочком мы дивизию калмыцкую сконцентрируем.

Олег раскрыл свой ноут-бук и быстро пощелкав клавишами, материализовал и батарею трехдюймовок, и дивизию калмыцких конников.

– А авиация то была? – спросил Олег.

– Авиация? – призадумался было командарм Первой конной, запивая водку пивом, – авиация вроде как была.

– Ну, тогда мы теперь как бы и эскадрилью соколов в небо запустим, – сказал Олег, выпил водки, и снова постучал по клавишам ноут-бука.

Тут же позади в небе послышался характерный гул.

С востока на Варшаву летело около полусотни трофейных "фоккеров" с красными звездами на парусиновых крыльях.

Под фанерными фюзеляжами бипланов были хорошо видны черные стофунтовые бомбы.