Не доходя до метро, она вдруг остановилась. Верно она почувствовала последний рубеж, некий "пойнт оф ноу ритерн" за которым уже не будет ночи выпускного, а будет только родительский дом и завтрашняя зубрежка перед вступительными в университет. Она остановилась в нерешительности и оглянувшись наткнулась на Генкин взгляд.
Ты? Ты чего?
Ал, а знаешь, сегодня на Неве праздник "Алых парусов" для выпускников. И в Летнем саду ансамбль "Дружба" с Эдитой Пьехой…
Эдитой?… А иди ты!
И закрыв лицо ладонями, она вдруг разрыдалась.
Ах…
Почему же он не нашел ее вчера?
Не поглядел на нее?
Теперь его допрашивал не Горынин, а какие-то три очень важных дядьки. На этот раз не в мятых бесформенных, а в явно дорогих – и не фабрики большевичка костюмах.
– Вы не верите мне? – нервничая рыпался Ребякин.
– Верим, – отвечал самый главный из трех.
– А почему бы вам не произвести медицинскую экспертизу и не сравнить меня маленького со мною большим? – нервно гоношился Ребякин, уже не думая о том, что подставляет и маму и отца, не говоря о себе самом, – почему бы не сравнить группу крови, родимые пятна, пломбы в зубах?
– Успокойтесь, всему свое время, – отвечал другой дядька.
Всему свое время…
Время…
Желтое время.
А сколько времени у Худякова?
А может Худяков тоже теперь сейчас у них здесь? На Литейном? В соседней с Ребякиным камере?
4.
– Кто там? – спросила бабушка.
– Это я, Саша Мельников, пришел за консультацией, – ответил Саша.
Бабушка долго ворчала, шамкая беззубым ртом, недовольно возилась со сложной системой запоров, лязгая чугунными задвижками и крючками.
– Ходют, ходют тут…
– Да не ругайся ты, бабушка, – сказал Саша, просовываясь в скупо отворенную дверь бабушкиного жилища, – я вот тебе гостинцев принес.
Бабушка посторонилась.
Саша прошел в бедное захламленное жилище старухи и подойдя к столу, взвалил на него снятый с могучего плеча тяжелый рюкзак.
– Пшена тебе, бабуся пять кило, как заказывала, тушонки армейской гостовской пять банок говяжей и пять банок свиной, опять же сгущеночки чаёк подсластить шесть банок, и чаю цейлонского в жестяной упаковке полкило, – Саша развязал тесемки, стягивающие устье рюкзака и теперь словно Дед-Мороз на Новый Год выпрастывал из мешка всякие всякости.
– А телефон спутниковый привез? – спросила бабушка, – я твоему начальству телефон спутниковый заказывала.
– Привез, – кивнул Саша, – и ноутбук новенький "самсунг" к телефону в придачу, чтобы в Интернет могла лазить.
– Это хорошо, – явно подобрев от подношений уже совсем добродушно прошамкала бабуся.
Со дна своего неподъемного рюкзака Саша вынул две коробки. В одной был телефон, в другой – портативный компьютер.
– А хмельного, а хмельного то забыли прислать? – спохватилась бабушка.
– Да не забыли, – успокоил ее Саша, – две бутылки рябины на коньяке, бутылка текиллы Фиеста-Мексикана-голден и виски Джонни Вокер черная этикетка.
– Ты ложись здесь покуда на лавке, устал с дороги то поди, – сказала бабуся, стаскивая с сундука большой овчинный тулуп, – тулупчик то тебе пока постелю, а зипунишкой вон накрою тебя, полежи, касатик с дороги, покуда я тебе баньку стоплю.
Саша перечить бабушке не стал.
Дорога и вправду была нелегкая.
Генерал Заборин на своей спарке "Су-37-уб" доставил Сашу до Тамбова. Оттуда, уже вертолетом, Сашу подбросили до Большой Мызы. Там на резервной базе имелся УАЗик, на котором Саша проехал еще восемьдесят верст. Ну, а потом уже пешочком по лесочку, да с рюкзачечком.
Устал.
Умаялся.
Поэтому, едва прилег, ног не чуя на постланный на лавочке тулуп, так и заснул сразу же.
Баньку бабка истопила – самый смак, что надо!
Никаких финских саун нам не надо, нам – русским людям парку не сухого, но мокрого подавай, так чтобы на каменку квасу хлебного плеснуть, да потом веничком березовым постегаться.
С баньки вышел – как всё равно родился заново.
А бабулька в избушке уже и стол накрыла.
Виски то с текиллой припрятала, а на стол свою самодельную – из черноплодной рябины, дважды перегнанную и карбидом с марганцовкой от сивушных масел очищенную – выставила.
– Выпей ка вот с дороги то! – прокудахтала старушенция, хлопоча подле дорогого гостя.
Выпили.
Капусткой кислой закусили, картошечкой рассыпчатой, да селедочкой.
– Ну? – спросила старушка, – зачем консультироваться-то приехал? Али Старцев совсем уже нюх потерял, к старухе своих оперов присылает?
– Убили Старцева-то, бабуся, – сказал Мельников.
– А и то, снился он мне давеча, – согласно кивнула бабушка, – снился мне Лёшенька Старцев при полной своей генеральской форме, как будто из воды он выходит и говорит, – посуши кА мне форму, бабуленька-касатушка, а то боюсь, сядет она на мне, да мала потом станет, а мне на парад, парад победы принимать.
– Эх, далеко нам еще до нашей победы, бабушка, – тяжело вздохнул Саша, подливая себе и своей хозяйке, – не дожил до победы генерал Старцев, но нам завещал врага одолеть.
Выпили не чокаясь.
– Светлая память.
– Земля ему пухом…
Посидели, помолчали минутку.
– Так зачем консультироваться то прилетел? – снова поинтересовалась бабуся.
– А затем, чтобы поглядела ты, как Худякова-Ходжахмета одолеть, – ответил Саша, – тыж у нас единственная живая пифия осталась, баба Глафира Афанасьевна, капитан госбезопасности запаса…
– Эк, вспомнили, капитана, – хмыкнула бабушка и махнув скрюченной от артрита рукой, велела Саше подлить ей в рюмку еще, – сами то небось, и компьютеры теперь с базами данных имеете, и шанцы-шманцы-интернет, а все к бабке Глаше – колдунье-экстрасенсу ходите, когда припрёт.
– Да, бабушка, вот приперло, – согласился Саша, – да так приперло, что уже совсем спасу нет. Басурмане-террористы уже ключом к времени владеют, того и гляди к Сталину или Брежневу подберутся, весь мир переделают…
– Не переделают, – поморщившись от проглоченной самогонки, сказала бабушка, – про закон стабильности и сохранения информационного равновесия слыхал, небось?
– Не, не слыхал, – хрустя малосольным огурцом, ответил Саша.
– Так послушай, – назидательно прошамкала бабушка, – тебе полезно будет послушать.
– За тем и приехал, – покорно согласился Саша.
– Есть такой закон, – начала бабушка свою лекцию, – закон информационной стабильности отдельно взятой временной ситуации.
Саша снова подлил в обе рюмки, но бабушка покачав головой отодвинула свою и продолжала,
– Думаешь, мало было временных перебежчиков во все времена? До хрена и больше их было! Только где они все закончили? Никого не стал слушать ни народ, ни власти, более всего заинтересованные кстати говоря, в информации о своем будущем. Все пророки, как правильно подметил поэт, не получали признания в ни в отечестве своем, ни тем более в стране чужой. Ждали их обычно либо тюрьма, либо сумасшедший дом, либо костер, либо крест на Голгофе. А почему?
– Потому что есть закон информационной стабильности отдельно взятой ситуации, – догадался способный ученик.
– Правильно! – похвалила Сашу бабушка, – пятерка с плюсом тебе, а как следствие из этого закона, всегда и во все времена с появлением объекта, вбрасывающего избыточную информацию, которая ведет к дестабилизации временной ситуации, происходит…
– Происходит коллапс отторжения, – снова догадался Саша.
– Мо-ло-дец! – воскликнула бабушка и на радостях позволила себе пригубить еще граммчиков пятьдесят.
– Значит, – задумчиво произнес Саша, – значит, нам не надо особенно опасаться Ходжахмета с ключом от времени?
– Нет, надо, – покачала головой бабушка.
– Но ведь закон стабильности, тыж сама только что говорила, – удивился Саша.