Теперь армии двигаются не только по географическим координатам, но и по календарю.
Взад и вперед.
И смерть Рузвельта в сорок пятом?
И атомная бомба…
Будет ли все это таким же, в новой ситуационно-временной системе?
2.
Всем новоделам немножко не хватает подлинности.
Вот взять хоть этого Абдуллу Аббаса.
Как он оглаживает свою бороду, пытаясь представить из себя этакого святого Айятоллу. А на самом то деле – глаза американские выдают подделку. Сколько не наворачивай на голову восточных уборов, а наглая американскость, а двенадцать лет, проведенных в провинциальной а от того и чисто по-американски консервативной школе и еще шесть лет в кампусе университета Штата Алабамы – не выбьешь ничем. Не замаскируешь никакими бурнусами и бородами.
Абдулла Аббас еще раз огладил бороду и сказал, – чтобы запустить пси-усилитель, нам не хватает одного шага, нам не хватает одного события в измененном прошлом.
– Какого события? – спросил Ходжахмет.
– Вот еще тоже новодел, – подумал Саша Мельников, глядя на вождя мирового терроризма, – уроженец Ульяновска, как и все великие русаки, взять хоть Горького, хоть Шаляпина, хоть летчиков Чкалова и Водопьянова – все с Волги-матушки, вот и этот тоже…
– Какого события? – повторил свой вопрос Ходжахмет.
– Нам необходимо занять важные бифуркационные точки в ключевых слбытие-образующих временных ситуациях, – сказал Абдулла Аббас, под пристальным взглядом Ходжахмета перестав оглаживать свою бороду.
– Рыжий рыжего спросил, чем ты бороду красИл? – вспомнилась Саше детская поговорка.
– В какие точки, куда и с каким заданием надо забрасывать переходников? – спросил Ходжахмет.
– Чтобы дать нашему пси-усилителю разгонный стартовый импульс, надо отойти на полную длину волны и включить там переносный иридиевый пси-генератор, который даст инициирующий толчок…
– Я понял, не объясняй, – перебил Абдуллу Ходжахмет, – в какой дате эта бифуркационная точка?
– Мы будем запускать наш усилитель третьего ноября, а значит, если отступить на полную длину волны, то включить инициирующее зажигание, надо отступив в прошлое на шестнадцать лет плюс та поправка, которую укажут наши расчетчики.
– По всему выходит, тебе туда забрасываться, – сказал Ходжахмет, выразительно поглядев на Сашу, – ты нам там стартовый генератор установишь, вернешься, а я тебя за это прощу.
Саша в волнении сглотнул слюну.
– Оставь нас, Абдулла, – сказал Ходжахмет, – нам с господином Мельниковым поговорить надо.
Ходжахмет дернул шнурок колокольчика, и тут же, буквально из стены, а на самом деле из прорези в настенном ковре, появилась любимая служанка Ходжахмета – Ирина – дочь Лидии, что служила теперь Кате.
Ирочке было шестнадцать.
Гибкая, стройная.
В шелковых, открывавших красивый живот шарвалях, в вышитом топике и с газовой повязкой, закрывавшей низ лица, она сверкала на хозяина огромными по-московски голубыми глазами.
Ходжахмет сказал два слова по арабски и Ирина быстро и плавно уплыла за занавеску, откуда через минуту вернулась с двумя чашечками кофе на серебряном подносе и двумя стаканами ледяной воды.
– Поезжай-ка ты в командировку, Саша, – сказал Ходжахмет, поднося чашечку к губам, – вернешься, отдам тебе Катю, а не вернешься, сам понимаешь.
– Дай с Катей перед отправкой увидеться, – попросил Саша.
– Не могу, – ответил Ходжахмет, – пока она моя жена, не могу, это хорам, а вот вернешься, отдам тебе жену и она станет твоей, так можно.
Ходжахмет как хороший психолог-садист, глядел и наслаждался, как при словах, "моя жена", желваки заходили на Сашиных скулах.
– Я поеду, – кивнул Саша, – когда отправка?
– Может и завтра, – задумчиво сказал Ходжахмет, – а может, и через неделю. Как маленький переносный пси-генератор готов будет, да как мы успеем тебя проинструктировать.
– Насчет генератора? – спросил Саша.
– Нет, насчет генератора там нечего и инструктировать, нажал кнопку и всего делов, а инструктаж будет о том, кого там убить надо будет, да кого здесь убьют, если ты чего-то там не так сделаешь.
– Убьют Катю? – спросил Саша.
– Нет, зачем же Катю? – изумился Ходжахмет, – Катя прекрасно останется моей женой, а вот убьют одного маленького мальчика, того что сейчас в бункере на Урале с няней живет, ты понял о ком я говорю?
– Понял, – ответил Саша и желваки снова загуляли у него под скулами.
3.
В Ольке Шленниковой горбачевская перестройка загубила комсомольского лидера самых гигантских потенций. Когда они заканчивали школу, комсомол уже был на последнем издыхании и пытался заниматься какой то там коммерцией, открывая то платные дискотеки, то видеосалоны. За то, наверное, все и прозвали Шленникову – "Членниковой"… Не в смысле – член ВЛКСМ, а в смысле – член – как гениталий.
Потом они разбежались – кто куда. Лешка Старцев – в военное училище, как и мечтал – в десантное, Пашка Митрофанов – в экономический институт, по папашиным стопам, Леха Игнатенко – в большой спорт… И быть бы Ольке Шленниковой при ее способностях – вторым секретарем горкома комсомола с плавным потом переходом из Ульяновска в Москву на профсоюзную, скажем работу или в Комитет Советских женщин, да случилась в стране смена экономической формации, и реализовываться Ольке пришлось не на общественной работе, а в семье, мобилизовывая на подвиги уже не массы трудящихся, а собственного мужа и детей.
Но хоть и прошло пятнадцать лет, а все равно, как услышит Худяков в трубке командный Олькин голосок, рука так и тянется к кошельку за десятью копейками комсомольских взносов.
Тут она как то позвонила перед бывшими майскими праздниками, которые теперь непонятно как называются…
– Слыш, Худяков! Двадцатого числа пятнадцать лет, как у нас в школе последний звонок был…
Володя Худяков, вообще, особого энтузиазизьма по поводу посиделок с ветеранами их десятого "б" – не испытывал. С кем ему хотелось – он и так часто виделся, а со всем этим балластом – Машкой Пронькиной, Алькой Пильштяк, Веркой Золотовской, всеми теми некрасивыми, не выскочившими замуж или быстро разведшимися девахами, которые теперь искали любого повода чтоб выйти в свет, ему совсем не хотелось.
Но Олька убедила.
Все-таки дата круглая. Пятнадцать лет…
– А че не на годовщину выпускного? А на последний звонок? – поинтересовался Худяков на всякий случай.
– А потому что там у всех девочек дачи начнутся – отпуска – фиг кого соберешь…
Одним словом, уговорила его Олька, подписался он на это рандеву с прошлым.
Мальчики – несут спиртное – девочки – закуску. Как в старые добрые школьные времена.
Но и еще одно обстоятельство подкупило Худякова.
Анька поклялась – побожилась, что вызвонила самого Пашку Митрофанова.
Самого Пашку…
И как ей это удалось?
Впрочем – на то Шленникова-Членникова и комсомольский организатор, чтобы пробить – достать, организовать…
Худяков даже представил себе, как в приемной Пашки… у него их наверное – две – этакой анфиладой, в первой три секретарши, а во второй приемной одна самая красивая и стервозная… Худяков даже представил, как звонит в приемной телефон и стервозная переспрашивает, – какая это еще Шленникова? Павел Витальевич сейчас в Кремле у Президента и оттуда поедет в дом правительства на совещание… И когда освободится – не знаю…
Вобщем, как Шленникова его достала – первого и последнего миллионера ихнего – целого заместителя министра – одному Богу известно.
Но не побрезговал ими – сказал, что приедет.
Собрались у Альки Пильштяк.
Это и хорошо, что не пошли в ресторан.
У Альки от родителей четырехкомнатная квартира в центре Ульяновска осталась. А мужа – идиота, она уже года три как выгнала, без права даже и помыслить о каком либо квадратном метре. Даром что – выпускница Ульяновского педа с красным дипломом!