Возвышенность отступила, вернулся прагматизм — они приближались к Директорской башне, следовало собраться и приготовиться отражать атаки.
Воздух в кабинете директора казался разреженным, как после грозы. Впрочем, Лихачевич и выглядел так, словно готов был метать гром и молнии — его плотно сжатые губы подрагивали, а в глазах горел недобрый огонь. Сидевший перед его столом Казаков, преподаватель боевой магии, что-то быстро говорил, активно жестикулируя, но оборвал себя, едва дверь открылась, и обернулся.
— Иван Георгиевич, Владимир Русланович, — произнёс Адлер по-русски. — Вы вызывали меня?
— Вызывал, — выплюнул Лихачевич и бросил на стол в сторону юноши несколько колдографий. — Я требую объяснений.
Приблизившись, Адлер взял изображения и посмотрел на верхнее. На нём мракоборец с взволнованным лицом стоял, явно для соотнесения размера, около высеченного на стене знака — семиконечной звезды. На другом тот же знак был приближен.
— Что это такое? — процедил директор. Адлер перевёл взгляд с изображения на него. Удивительно, как человека, от которого за милю разит Тёмным магом, допустили до преподавания?
— Звезда мага, — Адлер аккуратно положил колдографии обратно на стол и продолжил тоном хорошо выучившего урок студента: — Этот символ использовался магами со времён Вавилона и Древнего Египта и до сих пор не утратил своей…
— Хватит паясничать! — прикрикнул Казаков, стукнув кулаком по столешнице. — Эти колдографии с места убийства, Гриндевальд, массового и жестокого убийства! Это не повод для шуток!
— Простите, Владимир Русланович, я не знал, — вопреки оптимальному сценарию, да и просто здравому смыслу, Адлер не опустил пристыжено голову с чувством глубокой вины, а продолжил смотреть на преподавателя. — Однако, боюсь, я не понимаю, почему вы показываете их мне.
— Мракоборцы прислали в школу эти снимки с вопросом, знаем ли мы, кто данный символ использует, — Фихтнер встал возле директорского стола и легко опёрся на него рукой. — У них, насколько нам известно, уже есть на примете несколько групп радикальной направленности, и мы не уверены, что стоит включать в этот список ваш студенческий кружок. Как вы считаете?
— Разумеется, что не стоит, — отозвался Адлер максимально бесстрастно. — Разве можно ли всерьёз предполагать, что объединение школьников в состоянии сотворить нечто подобное тому, о чём вы рассказываете?
— Вы всё говорите верно, — кивнул Фихтнер, — однако для того, чтобы полностью исключить такую вероятность, а также чтобы не утруждать и без того загруженных работой мракоборцев, мы сами просмотрим ваши воспоминания и ваших товарищей о тех двух днях, когда Семёрка отсутствовала из школы неделю назад.
— Наши воспоминания? — в тоне Адлера всё-таки проскользнуло возмущение.
— Вы верно расслышали, — Фихтнер махнул палочкой и сотворил из воздуха склянку, протянул её юноше, однако тот не спешил её брать. — Давайте же покончим с этим поскорее.
— Ну, Гриндевальд, чего ждёте? — поторопил его Казаков.
Адлер посмотрел на каждого из них по очереди. На Казакова, выпрямившегося в кресле, напоминавшего сейчас гончую в стойке; на Фихтнера, требовательно протягивающего сосуд; на Лихачевича, прищурившегося, ожидающего ответа. В голове тихо зазвучала утренняя мелодия, и он осознал, чего ему так не хватало в последние дни: воздуха, ясности мысли, свободы.
Принять решение было несложно.
— Нет, — решительно ответил он. — Согласно уставу школы, вы не имеете права просматривать воспоминания студента без его на то согласия, исключая те случаи, когда студент обвинён в чём-то Министерством магии и на просмотр его воспоминаний выписан ордер. Так вот, я своё согласие не даю, как не даёт и остальная Семёрка.
— Осторожнее, Гриндевальд, — процедил Лихачевич, явно закипая. — Всему есть пределы, моему терпению в том числе, и наглость лишает меня его быстрее всего прочего.
— Это не наглость, а лишь знание своих прав, — парировал Адлер, теперь уже откровенно насмехаясь.
— Пока вы в моей школе, права у вас лишь те, которые я позволил иметь! — неожиданно взвился директор. — Вы, студенты, слишком много стали себе позволять!
— Слышал бы вас Попечительский совет! — фыркнул Адлер. Как же он устал притворяться, как устал сдерживать нрав и подыгрывать режиму! Zum Teufel!*
— Герр Гриндевальд, довольно! — одёрнул его Фихтнер, но юноша проигнорировал окрик.
— Напомните мне, Иван Георгиевич, когда и кем вам было дано право устанавливать в Дурмстранге диктатуру с собой во главе, а не руководить школой в рамках её правил?..
— Молчать! — рявкнул Казаков и, рывком вскочив, направил на Адлера палочку, но тот уже выхватил свою — они так и застыли, целясь друг в друга. Лихачевич тоже встал.
— Даю последний шанс, Гриндевальд: извинись и отдай воспоминания, — медленно проговорил он, но глаза явственно говорили о неизбежности расплаты.
— И не подумаю! — дерзко ответил Адлер и вышел из кабинета. В спину ему полетели слова — юноша знал русский достаточно хорошо для того, чтобы понять, насколько ему удалось вывести директора и Казакова из себя.
На душе было удивительно легко и приятно, и Адлер, не сдерживаясь, улыбнулся. Вот ради чего стоило затевать всё это — ради чувства эйфории после выигранного боя!.. Хотя нет, настоящий бой ещё впереди: Лихачевич, слишком любящий свою власть, не оставит безнаказанным посягательство на неё.
Адлер сорвался с места и побежал к своему общежитию — времени было мало, возможно, очень. Удачно никого не встретив, он миновал коридоры правого крыла, пронёсся по крытому переходу, миновал холл общежития и нижний зал — и на верхней ступени лестницы чуть не столкнулся с Петаром.
— Адлер! — рефлекторно отшатнувшийся Петар оглядел его с головы до ног. — Что за забег?
— Георг видел, как Фихтнер вёл тебя в сторону Директорской башни, — сосредоточенно произнёс Макс; рядом с ним стоял младший брат, задумчиво и несколько флегматично глядя на вновь прибывшего.
— Георг, возвращайся в своё общежитие как можно скорее и делай вид, что тебя здесь не было, — отдышавшись, потребовал Адлер.
— Хорошо, — юноша понял серьёзность происходящего и без лишних слов удалился. Адлер повернулся к остальным.
— Лихачевич потребовал наши воспоминания о днях отсутствия, я отказал, что ему не слишком понравилось, — вкратце пересказал он случившееся. — Также в пылу дискуссии мы оба позволили себе перейти черту, так что теперь визит директора сюда — лишь вопрос времени, причём ближайшего.
— Значит, уходим? — из кресла поднялся Деян.
Адлер кивнул.
— Причём немедленно.
— Ну, немедленно не получится, — заметил Макс. — Моя лаборатория вывезена полностью, но Тод и Штайнер ещё возятся.
— Пойду подгоню Влада, — сказал Петар и быстро вышел.
— Я к Тоду, — сказал Деян; после гибели Якова он сделался ещё более немногословным и мрачным, чем был всегда.
— Я усилю щиты, — Адлер вновь извлёк палочку. — Макс, сможешь запечатать камины так, чтобы никто не смог проникнуть сюда, но мы могли ими уйти?
— Сделаю, — лаконично ответил Макс и поспешил к камину.
Адлер вновь сбежал на первый этаж и, направив палочку на дверь, стал плести сеть барьеров, укрепляя и без того неплохую защиту. И всё же добавлял он не самые сильные щиты — подозревал, что энергия может ещё пригодиться для боя, а охранные чары высокого уровня слишком энергозатратны.
К тому времени, как в зал спустился Макс, чтобы запечатать находившийся здесь камин, Адлер закончил и присел на табурет перед роялем. «Жаль оставлять, — подумал он, проведя пальцами по клавиатуре, вызвав целую гамму звуков от высоких до самых низких. — Сломают или бросят в чулан». Взмахом палочки он в разы уменьшил инструмент и, сотворив идеально подходящую по размеру коробку с плотными стенками, поставил рояль в неё и убрал в карман.