Отбросив прочь эту мысль, Влад подошёл к большому котлу. В нём бурлило Оборотное зелье — одно из базовых, которое требовалось всегда иметь в запасе. Убедившись, что настоящий этап приготовления завершён успешно, Влад погасил пламя и под этим котлом и накрыл его крышкой. С работой на ближайшее время было покончено; юноша сделал медленное движение палочкой — ингредиенты, использованные им сегодня, разлетелись по своим хранилищам.
Лаборатория, оборудованная Максом в одном из подвальных помещений их новой базы, была более чем хороша. Здесь каждый предмет, каждая деталь была продумана, практична и гарантированно надёжна — Макс не привык ради экономии жертвовать качеством. Вся мебель была изготовлена из древесины, защищённой от воздействия большинства повреждающих агентов — на такую можно было пролить хоть кипяток, хоть кислоту, хоть прекрасно впитывающийся и никак не выводящийся яд кримьяра — и ничего; это очень практично для лаборатории, ведь от инцидентов не застрахован даже самый опытный зельевар. На всех трёх котлах разного диаметра, весах с набором грузов и большом перегонном кубе стояло клеймо фирмы «Бринкерхоф» — производителя лучшего лабораторного оборудования в Европе.
Влад вновь обвёл взглядом свои владения. Такая лаборатория была верхом мечтаний многих зельеваров — и всё-таки он до сих пор чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Ведь Влад прекрасно понимал: его присутствие в своём доме Макс терпит лишь потому, что рассчитывает получить от этого пользу.
Вот и сейчас он пришёл явно с какой-то целью: коротко постучал в дверь, но вошёл слишком быстро после ответа Влада, чтобы поверить, что получение разрешения он вправду считает необходимым.
Оставалось лишь делать вид, что это не задевает.
— Чем могу помочь? — ровно спросил Влад.
Макс помедлил с ответом; он неспешно осмотрелся, словно оценивал состояние комнаты, прошёлся мимо полок с зельями и прочитал надписи на заинтересовавших его склянках. Только затем, остановившись у стола, произнёс:
— Мне необходима ещё порция зелья переноса свойств.
— Для чего на этот раз? — безразлично уточнил Влад — не хотел показывать, что на самом деле интересуется работой артефактора.
Словно задумавшись, стоит ли давать ответ, Макс вновь выдержал паузу, взял со стола серебряный нож и принялся поигрывать им.
— Всё то же проклятие безумия со старой серьги, несколько усовершенствованное мной, — ответил, наконец, он. — Адлер полагает, будет забавно распространить игрушки с подобными свойствами среди наших оппонентов в каком-нибудь Министерстве — с Казаковым ведь хорошо сработало.
Влад поймал себя на том, что настороженно следит за вращением клинка в руках Макса, и поспешил отвести взгляд.
— Не вижу в этом ничего забавного, — сухо проговорил он. — Да, Казаков был не слишком хорошим человеком, и у них с Адлером, даже не считая последнего в мае, часто бывали разногласия, однако такая смерть…
— Не вызвала вопросов и подозрений, — закончил вместо него Макс. — Отстранённый Попечительским советом преподаватель с подмоченной репутацией уходит в запой, чтобы заглушить «голоса в своей голове», а когда алкоголь перестаёт помогать, сбрасывается в море — чем не хорошая история?
— Будто разыгранная по нотам.
Макс усмехнулся и указал на Влада ножом.
— Зелье.
— Да, — поворачиваться к нему спиной было тревожно, однако лишь так можно было открыть небольшой шкаф позади, в котором всегда магически поддерживалась температура ненамного выше нуля (некоторые снадобья очень прихотливы), и достать оттуда требуемое зелье. — Немного осталось с прошлого раза. Тебе этого хватит?
— На первое время, — Макс аккуратно взял запотевшую колбу за длинное узкое горлышко и проверил, сколько в ней жидкости. — Однако потребуется ещё.
Вдруг ужасно захотелось отказаться и послать его к чертям — но было нельзя.
— Я приготовлю его к концу недели, когда закончу со своими опытами.
— Меня это устраивает, — Макс в последний раз подбросил нож, ловко поймал его за рукоять и положил к остальным.
Когда он удалился, Влад сжал кулаки и заскрежетал зубами в бессильной злобе. О, как ужасно жить в доме практически врага, быть вынужденным выполнять его прихоти!.. Однако изменить текущее положение он не мог — идти было попросту некуда.
После их дерзкого побега из школы юноши были уверены, что аттестация им не светит — но Адлер при минимальной помощи Макса смог каким-то невероятным образом повернуть историю так, что жертвой «преподавательского произвола» осталась Семёрка. Лихачевич и Казаков, названные зачинщиками, были уволены по решению совета Попечителей, а прочим участвовавшим в «нападении» учителям был определён испытательный срок. Новым директором был назначен какой-то чиновник от образования из Болгарии, а Семёрка получила право сдать выпускные экзамены вместе со всеми — на них юноши, как и ожидалось, набрали высшие баллы по своим предметам и успешно выпустились из школы.
Однако отец Влада был недоволен подобным раскладом, что явно продемонстрировал, едва сын переступил порог дома. Хотя произошедшее и не упоминалось в газетах и осталось неизвестным для широких масс, Александр Штайнер, разумеется, знал все подробности инцидента в Дурмстранге. Ему — человеку, горой стоящему за соблюдение всеми без исключения одних законов, — претила сама мысль о том, что его сын получил диплом нечестным способом. Усугубило ситуацию заявление Влада, что этим летом их компания планирует пожить в доме Винтерхальтера.
Ссора с отцом была ужасна; после Влад радовался лишь тому, что мать из могилы не могла видеть, как разругались двое самых дорогих ей людей. Отец, обычно такой сдержанный, на сей раз выказывал своё недовольство весьма эмоционально; в числе прочего звучали обвинения в бесхребетности, лакействе и куда более неприятных вещах. Не выдержав, Влад хлопнул дверью и трансгрессировал прочь — без разницы, куда, лишь бы подальше от этого человека, застрявшего в прошлом, как баран на новые ворота пялящегося на путь к новому будущему! Но он, Влад, не такой — когда из Британии война придёт в Европу, он будет на стороне победителей… и, возможно, сумеет спасти отца от расправы, когда начнётся охота на ярых приверженцев старого режима.
«Пусть даже такой ценой, — Влад вышел из лаборатории и запер её. — Пусть сейчас приходится склонять голову и делать, как велят, в дальнейшем я смогу рассчитывать на протекцию тех, кто будет на вершине, — Макс, конечно же, почти наверняка отвернётся, но Адлер всегда готов протянуть руку тем, кто служит ему. Моя гордость не ценней блага семьи».
Поднявшись из подвала на первый этаж, Влад невольно остановился у окна. За ним за полоской светлого почти до белизны песка простиралось море, то накатывая на берег, то отступая. Идеально ровная, без природных бухт и скал береговая линия тянулась на многие километры в обе стороны — удивительно красивое место для дома. Попав сюда впервые, Влад искренне восхитился — в этом месте не было вычурности, претенциозности, которые он опасался увидеть, зная Макса; дом оказался двухэтажным особняком из песчаника со стрельчатыми окнами, открытой террасой и серой крышей. За ним располагалась искусственно выровненная и замощённая светлой плиткой большая площадка, на которой Петар и Деян много тренировались в последнее время, совершенствуя навыки ведения боя.
В уютный шум прибоя вплетались крики чаек, охотившихся над водой, и музыка, доносившаяся из глубины дома. Адлер опять играл; видимо, оторвался от книг, размышляет над чем-то. В последние месяцы он много читал, всё выискивал что-то в обширной библиотеке, составленной членами Семёрки. Он к чему-то готовился, это было очевидно — вопрос в том, к чему?.. Впрочем, раньше, чем Адлер позволит, остальным всё равно о его планах не узнать — вот они и занимались, кто чем. Аларикус, наверное, как обычно заперся в отведённом для его ритуалов подвальном помещении, располагавшемся по-соседству с лабораториями Влада и Макса. Хозяин дома, судя по всему, тоже решил уделить время опытам, пока находится здесь — он нередко отсутствовал на базе, вынужденный уходить, как выражался, «по делам семьи»; он никогда не рассказывал о том, чем занимался, но нередко после его отлучек в прессе появлялись сообщения о всё новых политиках и крупных дельцах, присоединившихся к движению, прозванному газетчиками «Маршем чистокровных». За лето оно приобрело в Европе большое влияние; пока это было лишь объединение единомышленников, но ни у кого не возникало сомнений, что вскоре эта сила перейдёт в наступление.