— Странно всё-таки, что британцы прячут её здесь, в Вене, — заметил Петар.
— Видимо, не хотят ею светить, — безразлично пожал плечами Макс. — Насколько знаю, книгу переправили сюда ещё в начале восьмидесятых, когда Тёмный Лорд пал, и на его сторонников началась охота — в условиях постоянных облав и обысков конечно же не очень разумно было бы хранить у себя дома или в сейфе Тёмную книгу. Здесь же — другое дело: мракоборческие отделы Австрии и Британии не взаимодействуют и не обмениваются информацией.
Повернувшись к нему, Петар хмуро посмотрел на собеседника.
— И ты всерьёз считаешь, что лучше забраться в Гринготтс, чем в библиотеку?
— Да, именно так я считаю, — твёрдо сказал Макс. — Гринготтс не так неприступен, как кажется. Гоблины постарались на славу, поработали над репутацией своего заведения, однако не проходит и нескольких лет, чтобы в какое-нибудь из его отделений по всему миру не забрались воры — степень их удачливости разная, но не нулевая, как кричат на каждом углу гоблины. А вот в Женевскую библиотеку не пробирались ни разу. Её за время существования укрепляли сильнейшие Тёмные и Светлые маги своих эпох. Это единственное место, где все входящие вне зависимости от стороны и статуса равны. Достоверный факт, что даже Гриндевальд при входе оставлял палочку, а это о многом говорит.
— И тебя это не смущает? — хмыкнул Петар, как показалось Максу, не без издёвки. — То, что в этом месте тебя могут уравнять с каким-нибудь грязнокровкой.
Макс скривился и процедил сквозь зубы:
— Только ради знаний и только там я могу на время смириться с этим.
Петар лишь вновь усмехнулся, и Макс раздражённо стал рассматривать фасады домов. Они были совершенно разными, чужими людьми, до Семёрки едва ли обмолвились парой слов на занятиях. «Впрочем, — быстро одёрнул себя Макс, — для того, чтобы вместе работать, и не обязательно быть приятелями или тем более закадычными друзьями. Это скорее помешает делу».
За оставшееся до встречи время они полностью обошли магический район, заглянули в некоторые лавки, посетили даже — Петар заинтересовался — Музей сопротивления, посвящённый подпольщикам, организовавшим в Вене борьбу с террором Гриндевальда. Сейчас, через пятьдесят лет после победы над диктатором, тема заметно утратила актуальность, и людей внутри было немного, куда меньше, чем, как отец рассказывал, было в его детстве, когда запах войны ещё висел в воздухе, а ходить приходилось не по мощёным мостовым — по руинам и пропитавшейся кровью земле.
Макс осмотрелся вокруг. Представить себе Вену в крови он не мог… не хотел. Потому что это было единственное на свете место, в котором он переставал мыслить так, как обычно мыслил, и единственным его желанием становилось, чтобы волшебный город продолжал существовать, несмотря на все политические и не только войны мира.
Однако прекраснодушие отступило, стоило юношам выйти с территории волшебников в мир маглов, где было ещё более шумно, людно, а в дополнение улицы загромождали машины разных типов, от коптящих воздух двухколёсных приспособлений для передвижения, названия которых Макс не знал и не хотел узнавать, до трамваев, двигавшихся по рельсам, будто поезда.
Эта Вена была уже не так хороша. Нет, здания и виды оставались по-прежнему прекрасны — их портили маглы и следы, оставленные их механизмами и техникой. Макс зашагал быстрее, стремясь как можно скорее покончить с делами в этой части города и вернуться туда, где ему было комфортно. Возле городского театра вышла заминка: когда маги стояли вместе со всеми на светофоре, дожидаясь зелёного сигнала, чтобы пересечь оживлённую улицу, какой-то человек, по наружности француз, попросил сфотографировать их с женой, настойчиво протягивая небольшое — куда компактней, чем колдокамеры, — устройство. Макс опалил его таким взглядом, что мужчина неуклюже попятился, бормоча извинения и что-то про то, что не хотел потревожить.
У ратуши толпилось великое множество путешественников, прибывших из разных концов мира. Пройдя мимо группы итальянцев, отчаянно жестикулировавших в попытках донести до бесстрастного экскурсовода-австрийца что-то, юноши вошли в небольшой парк, где людей было всё-таки меньше, чем на самой площади. Через пару минут Макс заметил на скамейке на боковой дорожке пожилого человека в дешёвой, но опрятной строгой одежде. Рядом с ним на сидении лежала аккуратно свёрнутая, чтобы не привлекать внимание, мантия.
— Герр Кюхлер, — чопорно приветствовал Макс, приблизившись и скинув маскировочные чары.
— Здравствуйте, герр Винтерхальтер, — старик поднялся и поклонился, разогнулся не без усилия и с растерянностью поглядел на Петара, явно не зная, как обращаться к нему.
— Вы обдумали моё предложение? — спросил Макс, отрывая его от попыток решить эту дилемму.
— Обдумал, обдумал… Присядем, господа? — Макс милостиво кивнул, и они сели. — Не хотите вафель? Моя внучка Эва пекла…
— Благодарю, не стоит, — холодно отказался Макс, а вот Петар не побрезговал:
— Я возьму одну. Спасибо.
— Давайте о деле, — где-то невдалеке раздавались возбуждённые голоса давешних итальянцев, ещё женщина по-русски орала ребёнку оставить в покое голубей. — Ваш ответ?
Отведя взгляд, Кюхлер вздохнул, поправил пенсне, нервно потёр руки.
— Герр Винтерхальтер, поймите, ваше предложение… выгодное, говоря языком места, в котором я служу. И всё-таки я очень хочу предостеречь вас от того, что бы вы ни задумали — а ведь это, судя по тому, что вы требуете…
— Я тщательно всё взвесил и принял решение, — оборвал его Макс. — Сейчас мне нужен ваш однозначный ответ: да или нет?
Снова повисла пауза. В погоне за голубем светловолосый ребёнок пронёсся мимо их лавки, но буквально через пару метров упал, зацепившись за бордюр, и громогласно разревелся. Макс скривился (мальчишке было лет семь, в таком возрасте реветь — позор для мужчины), Кюхлер заёрзал, а Петар молча встал и, подойдя к ребёнку, поднял его на ноги и помог отряхнуться.
— Не сильно ушибся? — спросил он по-русски. — Ну, не реви, не маленький ведь.
Мальчишка уставился на него почти с испугом, вытаращив глаза и даже уняв истерику. Потерев глаза кулачком, он вдруг выдал:
— Ты пират, дядя?
Петара это развеселило, и он громко захохотал, запрокинув голову. Тут, наконец, подбежала мамаша мальчишки, с подозрением посмотрела на Петара, схватила сына за руку и, буркнув «Спасибо», утянула ребёнка прочь.
Когда напарник вновь сел рядом, Макс перевёл взгляд обратно на Кюхлера — у того было достаточно времени, чтобы окончательно собраться с духом.
— Да, — с протяжным вздохом сказал старик и сгорбился, опустил голову. — Да, я сделаю, как вам угодно.
Макс скупо кивнул — другого ответа быть и не могло.
— Тогда о деталях. От вас требуются две вещи. Первая — точное местоположение вот этого сейфа, — он передал карточку, на которой значилась фамилия «Мальсибер». — Вторая — письмо, которое сообщит владельцу этого хранилища о неполадках и предложит ему как можно скорее прибыть в Вену. После того, как всё будет сделано, вы должны избавиться — имеется в виду уничтожить — от воспоминаний обо всём произошедшем, начиная с нашего первого разговора. Также вам надлежит принять это, — он буквально вложил фиал с зельем в подрагивающую руку. — Данное снадобье ускорит развитие болезни Альцгеймера, на которую и спишут «ошибочно» посланное письмо о неполадках в исправном сейфе. Вы начинали симулировать на службе ранние симптомы, как я говорил? — старик слабо кивнул. — Хорошо. Продолжайте ещё пару дней, зелье примите перед тем, как уничтожить воспоминания. Как сообщил мне изготовитель, у вас будет около месяца до того, как вы окончательно перестанете узнавать близких.
Он сделал паузу, давая Кюхлеру в полной мере прочувствовать то, на что он подписывался. Петар сложил на груди руки и откинулся на спинку скамьи — в его мрачном молчании явственно чувствовалось неодобрение. Максу было плевать.