Не один час он положил на то, чтобы привести комнату в мало-мальски приглядный вид: когда-нибудь, если его схватит Кайтемпи, он поневоле загремит в мерзкую и сырую камеру, но на свободе Моури мог позволить себе попривередничать. Вскоре комната заблагоухала, стала светлее и чище, чище, чем когда-либо, начиная с того момента, как ее покинули строители.
Тревога улетучилась. Насвистывая, Моури вышел из дому и неторопливо побрел по улице. Дойдя до пустующей автостоянки, больше напоминающей мусорную свалку, он огляделся и незаметным движением бросил на тротуар пистолет покойного майора. Затем перешел дорогу, прокосолапил к ближайшему подъезду и, подперев спиной грязную стену, устроился в тени навеса с видом отпетого разгильдяя. Продолжая мурлыкать себе под нос какой-то незатейливый мотивчик, как подобает всем дармоедам здешних кварталов, Моури исподволь присматривал за пистолетом.
Люди проходили мимо, точно слепые, за полчаса — человек тридцать. Один — даже чуть не наступил на пистолет.
— На каком небе они витают?! — поразился Моури.
Наконец, какой-то щуплый длинноногий юнец с фиолетовыми пятнами на щеках приметил-таки оружие. С минуту он таращился на пистолет, затем нагнулся, но до пистолета не дотронулся. Распрямившись, он лихорадочно осмотрелся вокруг, никого не увидел, снова протянул было руку, но в последний миг передумал и заспешил прочь.
— И хочется и колется, — ухмыльнулся Моури.
Прошло еще с полчаса, еще пешеходов двадцать просеменили как ни в чем не бывало. Правда, из этих двадцати двое уж точно заметили пистолет, да не подали виду.
— Да что ж это такое?! — Моури начинал сердиться.
Зато тот, кто в конечном счете подобрал оружие, оказался настоящим мастером своего дела. Это был коренастый детина с квадратным подбородком. Сначала он, притворясь будто ничего не заметил, прошел мимо, но у перекрестка остановился и разыграл маленький спектакль. Достав записную книжицу, он с видом чужака принялся озираться по сторонам, при этом его маленькие колючие глазки стреляли вверх-вниз, буравя черные пробоины окон. Моури вжался в стену.
Коренастый повернул назад. Как бы ненароком уронив записную книжку, причем с такой точностью, что она упала прямо на пистолет, он одним махом сгреб в карман оба предмета и не спеша пошел дальше.
Моури восхищенно покачал головой и последовал за Коренастым. Да, это профессионал, ушлый тип, такой сразу заметит за собой хвост, и тогда — все насмарку. Но Коренастый шел не оборачиваясь, не замечая, а скорее всего игнорируя Моури; свернув в узкий захламленный переулок, он дошел до развилки, повернул налево и спустился в какую-то невзрачную забегаловку с закопченными окнами и расколотой надвое вывеской: «Сьюсан». Чуть помедлив, Моури ногой распахнул дверь и зашел следом.
В помещении стоял такой «аромат», что у Моури защипало в носу: смесь запахов протухшей пищи, пота и прокисшего зита. Обычная крысиная нора, притон, где собираются отбросы общества. Хозяин с землистым лицом стоял у стойки и с откровенной враждебностью рассматривал Моури. Полтора десятка завсегдатаев, развалившихся на лавках вдоль заплесневелых облупившихся стен, злобно сверкали глазами в полутьме подземелья.
Моури подошел к стойке.
— Кофе, — бросил он грубо.
— Кофе? — Хозяин подскочил, как ужаленный. — Клянусь стопами великого Джейма, это — спакумское пойло!
— Угадал, — хрипло расхохотался Моури. — Я собираюсь смыть пыль с моих ботинок. — Он вдруг громко ударил в ладоши. — Проснись и дай мне зита.
Хозяин, свирепо прищурив глаз, схватил с полки засаленный бокал, наполнил до краев мутным напитком и подтолкнул к Моури.
— Шесть десяток.
Моури швырнул ему гульд, взял бокал и прошлепал к столику в углу притона. Три десятка глаз обжигали ему спину. Моури невозмутимо опустился на дощатую скамейку, скрестил на груди руки и обвел взглядом уголовную братию, пытаясь высмотреть в темноте Коренастого. Однако сей достойный господин не стал дожидаться, когда его пригласят к столу: с бокалом гнусного пойла он сам подошел к Моури и уселся напротив.
Это разрядило обстановку. Все потеряли к Моури интерес и вернулись к своим пьяным разговорам. Вертеп наполнился привычным шумом и бранью.