— Э, нет, — строго возразил дядюшка. — Без глупостей. Собирайся и иди. А когда вернешься, тебя будут ждать уже длинные платья. Слышишь, Аполка, длинные платья!
Последние слова он умышленно сказал по-словацки, чтобы слуги Петера поняли их и передали своему хозяину, который, по слухам, уже заготовил на полгода вперед все необходимые для племянницы вещи: пусть он еще немного поиздержится, коли захочет опередить его, Гашпара. Мысль эта очень обрадовала его, и он даже руки потирал от удовольствия.
Аполка с трудом поднялась со стула, вытерла слезы и неверными шагами подошла к дядюшке, чтобы поцеловать ему руку. Тот в свою очередь чмокнул ее в лоб. Затем девушка протянула руку побледневшему Милославу, который молча стоял рядом с отцом.
— Ну, Милослав, не горюй, — сказала она и даже улыбнулась, хотя и очень печально. — Теперь все равно зима, и ты не сможешь найти для меня никаких растений.
— Да, конечно, — замогильным голосом пробормотал юноша. А какая уж там зима! Весна была на носу, и по стеклянным стенам и крышам коридора, перестроенного под зимний сад, уже карабкались первые солнечные лучики, словно просились впустить их в натопленное помещение, где зимовали многочисленные кактусы, фикусы и олеандры. Ощутив тепло первых весенних лучей, растения словно пробуждались от сна — казалось, они только теперь начали понимать, что целую зиму их просто обманывали. Бедные, доверчивые цветы!
Во дворе потягивалась кошка, грея на солнце свою старую спину, желто-бурая наседка как раз сегодня вывела цыплят и важно прогуливалась с ними между сухими стеблями цветов и кустарников, которые выглянули из-под таявшего снега. Все растения были еще на диво однообразны, пожелтев за зиму под белым снегом, так что никто не мог бы сейчас сказать, на каком стебле в прошлом году качался цветок тюльпана, а на каком — пион или бальзамин. Бедные цветы, как коротка ваша жизнь!
Всюду чувствовалось теплое дыхание весны, только сердце Аполки сковал лютый холод. Потому она и сказала Милославу: "Сейчас все равно зима".
Попрощавшись, девушка неверными шагами двинулась к выходу. Пропустив слуг дядюшки Петера вперед, Аполка еще раз обернулась в дверях.
— Забыла что-нибудь? — спросил равнодушным тоном Тар-ноци-старший.
— Нет, ничего, — еле слышно пролепетала девушка, ее тоненькая талия так изогнулась, что, казалось, вот-вот переломится, глаза закрылись, словно два солнца одновременно закатились за горизонт, а на месте двух светил сразу же забили два родника.
Ах, как она была хороша в этот миг! И Милослав не выдержал, он крикнул ей вдогонку:
— Погоди, Аполка, вернись!
Девушка, словно влекомая неведомой силой, машинально сделала несколько шагов назад.
— Чего ты хочешь? — спросила она тихо.
Лицо Милослава горело, глаза сверкали, а голос непривычно зазвенел.
— Я кое-что забыл, Аполка! Забыл сказать отцу, что ты не можешь уйти отсюда.
Старый Гашпар примял пепел в своей трубке.
— Что за глупости говоришь ты, мальчишка? Как это так не может уйти отсюда?
Мадемуазель Шкультети, стоявшая у дверей с теплой собольей шубкой в руках, передала драгоценную одежду камердинеру и, приблизившись к Аполке, легонько дернула ее за юбку:
— Пойдемте, барышня! Пони замерзли на холоду.
— Сейчас, сейчас!
Мплослав подошел к отцу, склонился и поцеловал ему руку.
— Папочка, — вкрадчиво сказал он прежним ребяческим голосом, каким умудрялся выпрашивать у отца все что угодно.
— Ну, ну, не подмазывайся. Говори напрямик, чего хочешь, а не то прибью!
— Я хочу, чтобы Аполка больше не уходила от нас. Старик удивленно уставился на сына.
— Чтобы не уходила? Почему же?
Милослав потупил взор, как красная девица. Ведь ему было всего двадцать три года и усы еще только начали пробиваться над верхней губой. В полной растерянности он перебирал в уме, что бы ответить, и наконец выдавил из себя любимую фразу упрямых мальчишек:
— Ну просто так.
— Это не ответ.
— Сказать?
— Конечно, скажи.
— Нет, в самом деле, сказать?
— Разумеется.
— Но ты обещай, папочка, что не рассердишься на меня.
— Хорошо, обещаю.
— Но об этом я еще ничего не говорил ей самой.
— Кому ей?
— Аполке.
— Что именно?
— Что я хочу жениться на ней.
Стоит ли рассказывать о том, как покраснела Аполка, услыхав ответ Милослава, и вылетела из комнаты, сшибая по пути все, что ей только попадалось под ноги: вазы, цветочные горшки. Пробежав по длинному коридору, она выскочила во двор, прижимая маленькую ручку к сердцу. А вдогонку ей несся хриплый, гневный голос старого Гашпара: