Лишь когда голос сорвался на крик, Маджайра осознала, что её всю трясёт. Даже Гивур не казался настолько пугающим, как родной отец. Мужчина честно ненавидел и жаждал её смерти. По понятным им обоим причинам. А покойный родитель…
С ним невозможно было угадать, когда он погладит по голове и назовёт умницей, а когда залепит пощёчину или ухватит за ягодицу.
— Любое подойдёт, — ответил ей нэвий.
Он что-то шепнул, по полупрозрачному телу прошла волна малинового цвета, и в следующее мгновение отец предстал перед ней во плоти.
— Сегодня я пришёл, чтобы помочь. И я помогу.
Только Маджайра не верила. Её вера в отца — любящего, заботливого, который защитит и не даст в обиду — сдохла больше полугода назад. А он тогда даже ничего особенного не сделал. Просто, как обычно, напился вдрызг и свалился на сложенные горкой подарки. Что помял, что растоптал, что залил вином и выпачкал в грязи — не так уж было и важно.
А она-то всего и попросила, чтобы хотя бы день, на семнадцатилетие, ей не было за него мучительно стыдно.
Нэвий взял её за руку, и та словно отнялась. По коже россыпью побежали мурашки, а от ожившего мертвеца повеяло тяжёлым, замогильным холодом.
Маджайра отвернулась, готовая смотреть куда угодно — на усыпанную гравием дорожку, на трепыхавшийся по ветру полог палатки, на ноги Гивура в добротных сандалиях, — но только не на отца.
Он обнял её за талию, прижимая спиной к своей груди, и поймал в плен вторую руку. Несильно сжал пальцы.
— Всё, что тебе нужно сделать, это вскинуть руки, а затем резко их опустить. Словно даёшь бегунам отмашку. Дальше я уже сам. Справишься?
Тяжёлые мужские руки крест-накрест легли ей на грудь. Сжали, точно в тисках, и придавили к земле. Окутали холодом. Маджайра задышала поверхностно и часто, облизнула пересохшие губы и обречённо закрыла глаза.
Все слова сбились в горле плотным комом и застряли.
Справится ли она?..
Впереди гердеинцы открыли ворота и разрозненными, плохо организованными группами устремились к дворцу. Но им «повезло». На них с Гивуром надвигался плотно сбитый отряд воинов в грязно-голубых туниках, с дешёвыми — собранными из мелких железных пластинок и выкрашенными в чёрный цвет — широкими наплечниками и нагрудниками. Маджайра видела вскинутые круглые щиты и длинные копья, остроконечные шлемы с вьющимися по ветру лентами. Слышала топот десятка ног и…
Не находила в себе силы.
Её вырвал из сна призыв колокола. Она, морнийская принцесса, стояла сейчас в одной простыне. Чтобы убить, её преследовал Гивур. На помощь явился покойный отец, которого она презирала и ненавидела. И вот теперь ещё отряд гердеинцев…
Всего этого было слишком для одного утра. Даже для неё.
— Что же ты медлишь? — хмуро произнёс отец, и его объятья стали ещё крепче. — Вложи силу и сбрось оковы. Я знаю, мы в этом похожи. Мы боремся до конца. До победы.
— Похожи? — спросила Маджайра и, не выдержав, истерично расхохоталась. — Я и ты? Похожи? Не верю! У нас нет ничего общего. Даже отдалённого.
— Уверена? — он склонился к самому её уху и прошептал: — А я думаю, что есть. Ненависть. Знаешь… я ведь убил родного отца. Всадил ему кинжал прямо в грудь. Вырвал и снова ударил. Я бил его так долго, что под конец он начал походить на окровавленный кусок мяса, разрезанный на куски и хорошенько отбитый. Ни у кого сомнений не возникло, что его задрал дикий вепрь. Только человек пострашнее любого зверя будет. Не так ли?
Страх. Возмущение несправедливостью. Злость. Отчаяние И как итог, глухая, исступлённая ненависть. Отец взывал к этим чувствам, не понимая, как устала она жить в мире, стремящимся её уничтожить. Среди людей, которым противна. Без единого проблеска надежды.
— Так и будешь стоять, будто мраморная? Сделай хоть что-нибудь! — бросил ей, обернувшись, Гивур, ударил себя кулаком в грудь и с рёвом кинулся в бой.
А затем её оглушил яростный звон металла, когда Гивур врубился в ряды противника. Повис, ухватившись за древки копий. Швырнул ближайших воинов себе под ноги, руша строй, и схлестнулся с оставшимися насмерть.
Победно встопорщился гребень из выкрашенных в малиновый цвет конских волос. Отразилось, слепя, от бронзового шлема утреннее солнце. Крепкие мускулистые руки взбугрились натянувшимися мышцами.
Маджайра невольно им восхитилась — грубой мужской силой, неукротимостью зверя — и неожиданно для себя вдруг увидела на его месте брата.
У Талиана были те же короткие, остриженные под шлем золотистые кудри. То же крепкое телосложение, с широкой грудью и руками, способными переломить серебряный поднос надвое. Тот же боевой дух и воинская гордость. И, будто в насмешку судьбы, пухлые, чувственные губы, которым позавидовала бы любая девушка.