— Ваше Высочество! Что с вами? — забеспокоились рядом стражники: те из них, кто обладал каплей магического дара и мог видеть охватившее её синее пламя.
Реальность распалась на цветные пятна и полосы. Маджайра пыталась оттолкнуть чужое сознание, освободиться, вырваться из плена обезумевшего разума, но тщетно. Яркие эмоции землекопа затягивали её, точно водоворот, липли и никак не желали отпускать.
Для мага разума самое страшное — потерять контроль над собой, позволить расширившемуся сознанию покинуть тело и слиться с чужими мыслями, на время став кем-то другим.
Маджайра всё знала, но…
Противиться дольше неумолимому зову, увы, не смогла.
Её окружила беспроглядная тьма. Сырой и затхлый воздух. Где-то в отдалении стонали сорванные до хрипоты голоса. Ногу дёргало болью. Пекло кожу на разодранных ладонях и локтях. Но что было хуже всего — она нутром ощущала на себе чьё-то хмельное, приторно-сладкое дыхание.
«Только не это», — сознание содрогнулось от ужаса, а рядом раздался голос:
— От меня не спрячешься.
Руки затряслись. Нет, всё тело затряслось, а к горлу подкатил склизкий ком — и Маджайру вывернуло скудным завтраком.
— Ну же! Вылезай оттуда!
«Нельзя вылезать», — взмолилась она, но хозяин тела слишком боялся, чтобы ослушаться приказа. Знал, что ничего, кроме боли и унижения, его не ждёт, но всё равно отнял от лица израненные руки и медленно пополз навстречу требовательному голосу, волоча за собой будто бы отмершие, парализованные ноги.
— Давай! Иди к папочке!
«Только не это! Не-е-ет!»
По сердцу полоснуло болью. Маджайра сжалась в комок от страха и не сразу поняла, что снова стоит на стене. Истерзанное сознание с опаской вживалось в тело, согретое мужскими руками и страстным, порывистым поцелуем. Её трясло как лист на ветру. По позвоночнику струями тёк пот. Но её руки, вцепившиеся мёртвой хваткой стражнику в плечи, были её руками — и больше ничем!
— Вы с нами, моя принцесса? — произнёс юноша отстранившись.
— Да, но…
Маджайра с сожалением узнала в нахале, дерзнувшем к ней прикоснуться, Келуна — среднего сына начальника дворцовой стражи. Тот был услужлив и мил, и даже в военное время находил повод для улыбки, а теперь…
Если ей дорога собственная честь и право возглавлять оборону дворца, его придётся убить.
— Ты ведь знаешь, что… — начала она, но голос предательски оборвался ещё до слов «за дерзость придётся поплатиться жизнью».
— Знаю. Это неважно, — Келун сжал её дрожащие ладони в своих руках и улыбнулся. — Главное, вы здесь. С нами. А не бьётесь в припадке и не шепчете о… — Его лицо помрачнело. — Я был рядом и невольно услышал слишком много.
Маджайра смотрела на него и не знала, как сдержаться. Она принцесса. Её репутация должна быть чиста как первый снег. Её сила и власть должны быть неоспоримы. Ей нельзя допустить сплетен. Никак. Но слёзы сами просились на глаза.
Защитников города было так мало, а хороших воинов — ещё меньше. Теперь ей придётся казнить Келуна. И за что? За поцелуй, вытащивший её из плена чужих кошмаров?
— Могу я? — юноша потянулся к ней взглядом, приблизил лицо, и Маджайра сама, первая, коснулась его губ — второй раз уже не казнят.
На мгновение дрожь в теле унялась, стало вдруг легко и спокойно.
Келун целовал её неспешно, скользил горячими губами по губам, деля на двоих последнее в своей жизни удовольствие. А она… Маджайра старалась просто ни о чём не думать. Только о губах, обветренных и немного шершавых. Только о руках, сильных и крепких. Только о дыхании, которого стало ускользающе мало.
Но всему приходит конец, закончился и их поцелуй.
— Спасибо вам, — произнёс Келун и отступил на шаг. — Уже и не жалко, что придётся умереть.
Ложь.
Маджайра слышала его мысли — все до единой! Келун боялся умирать и молил богов о снисхождении. Радовался, что она ему ответила, упивался этой маленькой победой, но её пьянящая сладость быстро уступила место сожалению.