То, что я пишу о случившемся после взятия города, собственно говоря нельзя писать. Ибо неприлично было бы мне описывать победы и отважные деяния нечестивого тирана и непримиримого врага и губителя рода нашего. Но расскажу я о том, что побудило меня писать. Еще будучи юным, слышал я от неких старых почтенных мужей, что конец тирании Османов совпадает с концом империи Палеологов. Ибо в одно и то же время пришли к власти Осман в тирании и Михаил Палеолог в империи; Михаил немного раньше, а Осман немного спустя в дни сына его [Михаила] Андроника Палеолога. Не был и в дни Михаила тираном Осман, - разве только не разбойничал. Поэтому надлежало, чтобы и конец случился - сначала императоров и города, а затем Османов. Ибо как-то раз по полету и крику птиц Михаил гадал, унаследует ли сын его царство его. Ибо он мучился совестью. неправедно захватив царство, ослепив наследника и приняв бесчисленные проклятия на свою голову и на род свой. Оракул издал неопределенный звук; "Мамаими". Прорицатель же, истолковывая его, сказал: "Сколько букв в непонятном этом слове, столько из рода твоего будет царствовать императоров, и тогда отнимется от города и от рода твоего царство". И вот мы, преуспевшие в последнем течении времени и видевшие страшную, с несчастными предзнаменованиями грозу, случившуюся над родом нашим, в мечтах наших ожидаем исполнения. В силу этого страстного, неудержимого желания мы, моля наказующего и опять врачующего бога и надеясь на осуществление предсказанного мудрыми мужами, описываем случившееся после грозы божией от тирана.
Воспроизведено по изданию: Византийский временник. - 1953. - №7. - С.338-410.