Несмотря на устроенные промежуточные пункты, по трудности местности, транспорты из Шуры приходили к нам, в Андию, весьма неисправно; провиант иногда разлагался на два, на три лишних дня, и маркитанты частей не имели, за недостатком подвоза, даже необходимого для офицеров. Одно время не было у нас сахару, и я припоминаю забавный случай со мной. Почтенный генерал Безобразов, палатка которого была около моей, имел привычку постоянно пить чай, который он очень любил; сахару уже у него не было; он раз видел, как я спрятал под подушку своей койки небольшой обломок сахара, который, не помню, где-то достал. Когда я заснул, Безобразов, подкравшись, вытащил этот сахар; я поймал его на месте преступления, разумеется, отдал ему сахар, но, при общем хохоте, мы потребовали от него дать нам ужин и угостить бурдюком кахетинского, который весь у него и распили в этот же вечер. Лет двадцать спустя, в Петербурге, удруженный болезнью и старостью, часто припоминал он мне и смеялся над этим событием. Во время стоянки в Андии происходили следующие незначительные военные действия и делались следующие распоряжения. У селения Гогатль возводился временный редут, примерно на батальон и четыре орудия, для склада провианта на предстоящую нам экспедицию в Ичкерию, на нашем главном сообщении с Дагестаном. Когда мы двинулись к Дарго, в этом редуте был оставлен храбрый полковник Бельгард, командир Пражского пехотного полка. Бельгард, хотя в то время служил в 5-м корпусе, был известен Кавказу по храбрости своей и ранам, полученным в Дагестане, когда он от лейб-гвардии Преображенского полка был командирован для участия в экспедиции.
Затем мелкие перестрелки и преследования наших транспортов разнообразили иногда довольно монотонную лагерную жизнь.
Наконец, 20-го числа назначено было произвести усиленную рекогносцировку, по направлению к Дарго, на перевал Регель и в горное общество Телнуцал, к чему особенно побудило появление Шамиля на высотах Азал, куда со скопищами своими он прибыл для наблюдения за нашими действиями. Легкий отряд наш состоял из семи батальонов, роты саперов, роты стрелков, двух дружин грузинской пешей милиции, девяти сотен конницы и восьми горных орудий. Мы тронулись по направлению к Дарго и, когда поднялись на Регельский перевал, перед нами открылась одна из великолепнейших картин, впечатление которой я до сих пор сохраняю в памяти своей. У ног наших, к востоку, открылся лесистый спуск в Дарго, вскоре обагренный кровью наших солдат; далее виднелась вся лесистая Ичкерия со своими долинами и хребтами. К северу тянулась вся большая Чечня, открывалась Сунжа и по равнине вьющийся Терек; наконец, слабой полосой на горизонте величественную эту картину окаймляло Каспийское море. День был совершенно ясный, небо безоблачно, мы находились на высоте нескольких тысяч футов, перед нами открывался горизонт более чем на 150 верст. С восторгом насладились мы неописанной величественностью представившейся картины; никто не подозревал тех испытаний и страданий, которые суждено было скоро перенести нам в местности, которой в то время так восхищались.
Отряд наш повернул влево, по безлесной возвышенности, по направлению к скопищу Шамиля; быстрой атаки нашей кавалерии неприятель не дождался и, бросив позицию, поспешно отступил за Андийский Койсу. Я помню, что приблизительно на месте, где красовался зеленый зонтик Шамиля, под которым он сидел, казаки или милиционеры наши нашли маленькую переплетенную книжку Корана, которая была подана главнокомандующему. Следуя далее, отряд наш дошел до обрывистых утесов, которые прорвал Андийский Койсу. Вниз по течению реки, на противоположном берегу, перед нами виднелся построенный террасами на обрыве скал обширный аул Конхидатль, где, как говорили, у Шамиля находилось производство пороха. Конхидатль окружен садами, придающими ему чрезвычайно живописный вид. Местность, в которой мы находились, составляла общество Технуцал, оставленное жителями. По трудности местности и по отсутствию всяких переправ через Койсу, мы не пошли дальше, что, впрочем, отвлекло бы нас от прямой цели экспедиции. Мы расположились лагерем или, лучше сказать биваком, перед вечером, около большого озера на этом возвышенном плато. Покуда солдаты варили кашу, а нам готовился походный обед, прозрачность воды озера при жаре, которую мы испытывали во время всего перехода, невольно манила нас купаться. Наши солдатики и мы с жадностью бросились в воду, но каково же было общее удивление, когда мы нашли это озеро, у берегов даже не очень глубокое, до того наполненным рыбою, что местами было трудно плавать. Рыба эта была форель особой породы, с совершенно черной кожей, покрытой красными правильными пятнами; некоторые из них попадались величиною в ½ аршина и более. Судя по обилию их, надо полагать, что горцы ею не пользовались. Ловкие наши солдатики, связывая штаны и рубашки, наловили ее такую массу, что угощались всю ночь и оставили множество рыбы на берегу. Князь Воронцов был очень заинтересован этим явлением и приходил неоднократно к озеру. Все были крайне довольны во время этой занимательной рекогносцировки. 21-го числа все мы вернулись в прежний наш лагерь в Анди, ожидая с нетерпением транспорта провианта, и все готовились к движению в Дарго. Наконец, 4 июля транспорт пришел, провиант роздан и сделана диспозиция для наступательного движения.