Бенкендорфа, раненого, несли на носилках храбрые куринцы его батальона; окровавленный, в одной рубашке, он лежал в бесчувственном состоянии; подле него шел друг его барон Шеппинг. Внезапно несколько горцев из чащи леса врываются на узкую тропинку и начинают резать раненых и их прикрытие. Куринцы, положив на землю носилки со своим командиром, стараются отражать нападение. Шеппинг впереди их защищает своего друга и пистолетом барона Николаи успевает убить горца, занесшего кинжал на Бенкендорфа, сам же получает несколько ран шашками и в упор выстрел из пистолета в живот. По неимоверному счастью, пуля только контузит его и останавливается в платье и белье. (Это можно объяснить только тем, что горец второпях или положил мало пороху, или не добил пули.) Когда неприятель был прогнан, на носилках уже не нашли Бенкендорфа: в бессознательном и безотчетном испуге, при виде этой резни, он имел достаточно силы, чтобы вскочить и бежать в противоположную сторону. Несколько чеченцев, догоняя, рубили его беспощадно, и он был найден за несколько шагов в овраге, весь облитый кровью и изрезанный шашками. Это немедицинское кровопускание, быть может, спасло ему жизнь, остановив и ослабив неминуемое воспаление его раны. Бенкендорф впоследствии совершенно оправился от ран, долго после того жил, женился и умер нашим военным агентом в Берлине в конце пятидесятых годов.
Недалеко от этого места происходил еще более серьезный эпизод. Наш главнокомандующий, со всем своим штабом, следуя пешком по той же местности, вдруг был атакован партией чеченцев, бросившихся в кинжалы из чащи леса на нашего достойного вождя. Я, к сожалению, не был свидетелем этой сцены, но мне рассказывали, как всех поразило величественное хладнокровие князя, которому, может быть, несмотря на многолетние его походы, в первый раз пришлось обнажить оружие; с вечною улыбкою на устах, вынимая саблю, он сказал: «Eh bien dèfendons nous, messieurs!» He хочу упоминать о некоторых других эпизодах штаба и свиты; скажу только, что несколько кабардинцев скоро штыками опрокинули смелых горцев и очистили дальнейший путь князю.
В это время я пробирался впереди штаба к авангарду со своим казаком и заметил, что по тропинке, по которой мы ехали, лежало поперек дороги огромное тело в юнкерском мундире; что меня поразило при этом, это был неприятельский удар шашкой, который от плеча разрубил тело до самого пояса пополам. Это оказался юнкер Башилов, состоявший у генерала Лидерса на ординарцах. Немного далее наткнулся я на другой труп, лежавший сбоку от дороги, лицом вниз. Какое-то тяжелое предчувствие стеснило мое сердце: я приказал казаку повернуть труп и узнал в нем друга и товарища своего Ал. Лонгинова, который только что был послан отыскивать авангард Белявского. Я помню, какие слезы вызвала во мне эта смерть. При ране, не мог я слезть с лошади, но приказал казаку перекинуть труп через седло его лошади и, перевязав троком от седла, везти за мной до ночлега.
Следование отряда, при таких условиях, совершалось весьма медленно, в полном беспорядке. Об авангарде никаких сведений не было, как равно и о генерале Лидерсе, поехавшем со штабом к генералу Б. Общее мнение даже было, что мы окончательно отрезаны. Между тем, вот что происходило в авангарде: генерал Б., как выше было сказано, засел в засеке перед грозным неприятельским завалом, на поляне. Потери были значительны, и оставшиеся войска, состоявшие по большей части из неопытных солдат 5-го корпуса и малой горсти уцелевших апшеронцев, положительно не решались идти на штурм неприятельской позиции. Корпусный командир, генерал Лидерс, огорченный в своей заслуженной военной репутации неудачами в этот день войск вверенного ему корпуса, явно искал в эту минуту смерти, выставляя себя из завала неприятельским пулям. Граф Гейден и граф Строганов, бывшие с Лидерсом, силою остановили его от бесполезного жертвования собой и сохранили войску этого достойного генерала для будущих заслуг его отечеству. Тут Белявский[308] показал себя действительно хорошо: вынув шашку, он вышел из засеки и сказал: «Неужели между нами не найдется никого, который со мной захочет исполнить свой долг». Двенадцать апшеронцев (имена которых записаны князем Воронцовым) бросились за генералом на штурм завала, увлекая за собой и остальных. Неприятель был мгновенно выбит штыками и путь до Иссаюрта совершенно очищен. Вскоре подошла и главная колонна, и войска начали сосредотачиваться на поляне. Нас отделял еще весьма крутой, лесистый овраг от позиции, избранной на противоположном берегу оного для нашего ночлега. Но заняв заблаговременно овраг и берег цепями и авангардом, наше следование к ночлегу совершилось довольно благополучно и без значительных потерь. Совершенно смеркалось, когда последние вьюки обоза стянулись к позиции. Арьергард, на штыках вынося натиск неприятеля, стягивался на оставленный нами противоположный скат оврага, отступая шаг за шагом перекатными цепями. Переходя постоянно с отступления к наступательным движениям, при замечательной распорядительности Лабынцева, доблестные кабардинцы к рассвету присоединились к нам в Иссаюрте, не оставив в руках неприятеля ни одного раненого, ни одного убитого, чем всегда так гордятся кавказские войска в своих делах[309].
308
К. Я. Б., служивший прежде в гвардии, — кажется в Волынском или Литовском полку, — прибыл на Кавказ командиром одной из бригад 5-го корпуса. Уроженец одной из польских или белорусских губерний, он имел и качества и недостатки своей нации, не обладая ни особенными природными способностями, ни военными дарованиями. Нельзя было отказать ему в несомненной личной храбрости, особенно на глазах начальства, но это помрачалось непомерным хвастовством, лестью перед старшинами, надменностью и самонадеянностью перед подчиненными. Б. был страстный поклонник прекрасного пола, считал себя весьма обворожительным, ломал беспощадно французский язык и желал выказать из себя ловкого, светского, высшего круга, человека… Князь Воронцов, не знаю почему, увлекся Б. и, вслед за кампанией, назначил его губернатором в Кутаиси. Б. на новом поприще действовал с такой бестактностью, что через несколько месяцев Воронцов принужден был его уволить, и он выехал с Кавказа и явился опять во время Турецкой войны в Азиатской Турции начальником дивизии 6-го корпуса, пришедшего из Москвы.
309
Мы в этот день потеряли убитыми: 1 штаб-офицера, 1 обер-офицера, 65 нижних чинов; ранеными: 3 штаб-офицеров, 11 обер-офицеров и 158 нижних чинов; были контужены 4 обер-офицера и 37 нижних чинов; без вести пропало 7 нижних чинов.