Прежде еще получения Высочайшего разрешения страдания князя Барятинского до того усилились, что он признал совершенно немыслимым предпринять дальнее и утомительное путешествие через всю Россию, особенно в то время года. Он решился ехать морем из Поти прямо в Триест и оттуда по железным дорогам в Дрезден. Перед самым выездом своим он собрал в Тифлисе всех местных начальников края для передачи им последних своих наставлений. В то же время назначено было собрание дворянства Тифлисской губернии, и 26 марта объявлена ему Высочайшая воля об открытии комитета для обсуждения вопроса о применении Положения 19 февраля[363] к освобождению крестьян Тифлисской губернии. Объявление это было принято грузинским дворянством не только без всякого ропота, но даже с полною готовностью содействовать скорейшему исполнению Царской воли. Дворянству же других закавказских губерний было также объявлено, через собранных в Тифлисе губернаторов, в виде предварения, о предстоящем впоследствии открытии комитетов для той же цели. Кроме того, фельдмаршал, перед отъездом своим, несмотря на слабость и страдания, принимал лично живое участие в переговорах с вызванным по его распоряжению английским инженером Бели о сооружении Закавказской железной дороги, от Поти до Баку. Предположение об этой дороге давно уже составляло любимую мечту князя Барятинского.
Д. А. Милютин. Литография.
4 апреля он выехал из Тифлиса; но, доехав до Кутаиса, остановился для отдыха и пробыл там десять дней. В продолжение этой остановки в пути произведена им полная смена всего личного состава управления кутаисского генерал-губернаторства, чем-то навлекшего на себя неудовольствие наместника: на место генерал-губернатора генерал-лейтенанта князя Георгия Романовича Эристова назначен эриванский губернатор генерал-майор Николай Петрович Колюбакин (по прозванию «немирной»), а на место старшего брата последнего, генерал-майора Михаила Петровича Колюбакина, управлявшего Мингрелией — назначен действительный статский советник Челяев; командовавший войсками в Абхазии полковник Иосиф Карганов заменен полковником Шатиловым. Должность кутаисского губернатора, занятая генерал-майором Ивановым, пользовавшимся прежде особым расположением князя Барятинского, совсем упразднена. В то же время и на Северном Кавказе генералы Кемферт и князь Святополк-Мирский перемещены один на место другого. Перетасовка эта удивила всех на Кавказе своею неожиданностью. Князь Барятинский был крайне недоволен изменениями, сделанными в решении Кавказского комитета[364] по его представлению относительно обеспечения будущего положения прежней правительницы Мингрельской княгини Екатерины Александровны Дадиан, и весь гнев его пал на управлявшего делами этого комитета статс-секретаря Влад<имира> Петр<овича> Буткова.
14 апреля фельдмаршал продолжал свой путь в Поти и 16-го на военной паровой шхуне «Псезуапе» отплыл в Константинополь и оттуда в Триест. Прибыв туда 22 апреля, он был в таком положении, что с парохода его перенесли в гостиницу на носилках. Из Триеста он отправился через Вену в Грейфенберг, а потом в Дрезден, где и поселился на попечении доктора Вальтера. Видевшие князя Барятинского в Дрездене изображали его истинным страдальцем; он не владел ни руками, ни ногами; его переносили с кровати до ванны. В конце мая А. В. Головнин, уехавший также лечиться за границу, проездом через Дрезден виделся с фельдмаршалом и писал мне, что «нашел его в постели сильно страдающим от боли в сочленениях кисти левой руки…» «Князь Барятинский сказал мне, что, исполняя приказание Государя, он подчинился доктору Вальтеру и берет прописанные им ванны. По временам боль утихает, но он решительно не в состоянии двигаться…»[365] Доктор Вальтер говорил, что доволен послушанием фельдмаршала, брался вылечить его, но требовал, чтобы он оставался в Дрездене на неопределенное время, не ездил в Петербург, а на зиму отправился бы в Египет или Алжир.
Отъезд князя Барятинского с Кавказа был вынужден не одною только болезнью его, но и другим еще случайным поводом, который сначала держался в тайне, но потом сделался общеизвестным, а потому полагаю, что говорить о нем не будет нескромностью с моей стороны. Дело заключалось в романических отношениях князя Барятинского с женою одного из состоявших при нем штаб-офицеров — подполковника Давыдова, известного в тифлисском обществе под прозвищем «Gramont». Эта молодая, вовсе некрасивая женщина была дочь известной всему Тифлису Марии Ивановны Орбельяни. Князь Барятинский, знавший ее еще ребенком, продолжал называть ее Лизой и держал себя в отношении к ней как бы на положении старого[366] родственника или попечителя над малолетней. Он всем говорил, что занимается докончанием ее воспитания и развитием ее ума чтением серьезных книг, для чего она и проводила у него целые вечера с глазу на глаз. Странные эти педагогические занятия были известны всему городу, и, разумеется, было немало о них толков. Муж, человек весьма ограниченный и пустой, был в милости у фельдмаршала и надеялся, как ходили слухи, получить место генерал-интенданта. Временно ему даже поручено было исправление этой должности по случаю командировки генерала Колосовского в Петербург; но испытание это выказало всю неспособность его к занятию подобного места. Когда он убедился в несбыточности своих надежд, произошел гласный скандал между мужем и женой, которая бежала от него и скрылась неизвестно куда. Раздраженный муж сделался посмешищем всего города, выходил из себя, грозил ехать в Петербург, чтобы искать правосудия, и кончил тем, что вышел в отставку и уехал за границу, где уже находились в то время и жена его, и сам фельдмаршал.
363
«Положения 19 февраля» 1861 регламентировали освобождение крестьян от крепостной зависимости. Сразу после их опубликования, в марте 1861, император Александр II предложил Барятинскому начать подготовку отмены крепостного права на Кавказе. «Местное Положение» для Тифлисской губернии было издано 13 октября 1864.
364