Не могу опять не вернуться к печальному предмету, о котором уже приходилось говорить не раз, это об эксплуатации войск и казны некоторыми из начальствовавших лиц. В станице Пшехской, как самой передовой, инженеры придумали строить дом для командующего войсками, который преспокойно себе жил в Ставрополе, а когда наезжал в отряд, то поселялся в палатке или в какой-нибудь избе. Сказано — сделано, но как? Батальоны должны были нарубить и вывезти огромное число дубовых бревен и дать рабочих на постройку дома. Из бревен множество браковалось, и тогда их разбирали себе саперы, заведывавшие работами, и строили из них избы на продажу переселенцам. Доски шли на потребу людей починовнее, а солдатский труд, совершенно даровой, наполнял карманы высших распорядителей работами, за которые официально была положена плата. Что могли сделать противу этого зла мы, частные начальники? Ничего, потому что нам и не говорили, зачем нас «гоняют» в лес на рубку и зачем берут у нас плотников. Предполагалось, что это на постройку моста через Пшеху… Впрочем, некоторые плутни были слишком уж наглы, и тогда мы составляли оппозицию. Раз было, например, замечено, что в сухарях, принятых от интендантского чиновника, который частенько играл и проигрывал в отрядном штабе, примешано немало жженной глины и кирпичей. Я надел шапку и пошел доложить начальнику отряда, полковнику О., а кули с сухарями велел выставить на всеобщее рассмотрение. Интендантские вахтера засуетились, стали предлагать немедленный обмен дурной провизии на хорошую, но я не сдавался и грозил рапортом. Это испортило немало крови интенданту, потому что кроме удовлетворения моих рот хорошими сухарями ему, вероятно, пришлось в этот вечер проигрывать далеко за полночь. Впрочем, провиантские чиновники были артисты в своем деле и умели наверстывать случайные потери. Вот, например, случай из практики их еще в 1862 году. Доставлялась из Ростова на Лабу казенная мука, на подводах подрядчика. Мука была перевешана, и на раструску положен известный процент. Привезли ее на место назначения, стали весить: недовес огромный, несмотря на то, что кули были двойные, и подрядчику пришлось поплатиться. Но за что? А вот за что. Кули перед нагрузкою на воза в Ростове порядком облили водою; они, разумеется, потяжелели; а когда от дороги в жару высохли, то утратили этот искусственный вес. Затем между станицей Лабинскою и Майкопом повторена была подобная же операция, и, конечно, она покрыла издержки не одного дня карточных проигрышей. Я уже говорил, как к нам в Пшехскую провиант доставлялся из Белореченской за плату 10 коп. с четверти, тогда как казна платила комиссионеру по полтора рубля: это тоже было явлением постоянным во всей Кубанской области.
Зимняя кампания Пшехского (то есть бывшего Абадзехского) отряда была особенно тяжела, потому что, как я уже заметил, мы действовали в опустелой стране. Но зима в подгорных долинах Кавказа непродолжительна, и потому уже в половине февраля снега не стало, и мы двигались по большей части в глубокой весенней грязи. Когда прибыл в страну новый наместник, тогда нам объявили, что будет небольшой поход отряду, на встречу наместнику, которая должна была состояться в Псекупсе, так как он прибыл сначала на крайний запад Кавказа и оттуда постепенно подвигался к востоку, переезжая из отряда в отряд. В авангарде у нового главнокомандующего, разумеется, следовали слухи, которым все жадно внимали. Говорили например, что он довольно строго отнесся к начальнику морской станции в Анапе или Новороссийске за недовольно бдительное крейсерство у восточного берега Черного моря. Уверяли, что он упрекал моряков, что они много выводят угля на содержание пароходов под парами, но мало плавают. Это заставляло предполагать аналогические, весьма возможные, упреки и в сухопутном ведомстве. Некоторые готовы были уверять, что, конечно, и участь графа Евдокимова решена именно вследствие множества хозяйственных непорядков в войсках Кубанской области. Но вот наместник прибыл, и граф с ним в свите: ничего похожего на натянутые отношения между ними заметно не было. Когда же, посвятив объезду Кубанской области более трех недель, наместник издал в станице Суворовской великолепный приказ по войскам с изъявлением графу Евдокимову самой теплой признательности за все им сделанное, тогда графские порицатели присмирели. Перестали даже рассказывать общераспространенную легенду о том, что еще прежде, в первый, случайный приезд на Кавказ наместника, граф Евдокимов не был им удостоен особенного внимания. Как быть! Люди везде люди, то есть мелкие, недальновидные эгоисты, которым чужая известность всегда завидна и которые охотно делают вольтфасы, когда видят, что не они одолели…